Защищавших. Теперь укрытие перестало быть тайным: напротив стоял человек в спортивном костюме, со свистком на шее, и трикотажная куртка облегала рельефные мышцы на широких плечах. Валя всегда мечтал о таких мускулах.
Физкультура, вспомнил Валя. На второй паре была физра. А этот, назвавший его фамилию, – всего лишь физрук, совсем молодой, почти ровесник. Валя забыл, как его зовут. Сан Саныч?
– Простите, я отключился, – честно сказал Валя. – Я всю ночь…
– Плохо, – проронил физрук, и Валя обмер, вдруг осознав, что в самом деле всё плохо. Он в Торпе. Он забыл об этом, расслабился и уснул.
За окнами уже склонялось солнце. Сколько же Валя проспал? Полдня, или неделю, или он сейчас посмотрит в зеркало – и увидит себя стариком?! Торпа – город, где пропадают люди…
– Вы опоздали, – негромко заговорил физрук. – Вы прогуляли английский и философию. Скверное начало учебного года.
– Но я…
– Сто приседаний, – сказал физрук. – Сто отжиманий от пола. И пятьдесят кругов вокруг двора. На первый раз.
Пашка долго не верил, что увидит вечер этого дня. Но вот вечер почти наступил.
Они сидели на скамейке во дворе перед общагой, здание Института виделось с этого ракурса совсем иначе, чем с фасада. Первый этаж казался основанием средневекового замка, второй – корпусом мануфактуры из красного кирпича, третий был похож на пряничный домик, а четвертый – на старый дровяной сарай. Из окон общаги грохотала музыка, кто-то истерически смеялся, кто-то ругался, падала мебель.
– Бухают, – с еле слышным отвращением сказал Артур. – Хорошо, что у нас отдельная комната.
– Кто это? – Пашка посмотрел через двор. – Это парень с нашего курса? Опоздавший?
Очкарик выполз из здания Института, и казалось, что он сейчас рухнет – подогнутся трясущиеся колени. Следом вышел Дим Димыч, физрук, который за одно занятие так влюбил в себя первокурсниц, что те массово записались на кружок настольного тенниса.
Но с очкариком, похоже, физрук не собирался быть милым. Он что-то сказал и круговым движением обвел двор, будто рисуя в воздухе букву «О». Очкарик побежал – то есть сперва поковылял, потом прибавил шагу, дыша ртом, спотыкаясь. Никаких кроссовок на нем не было – кожаные туфли, из одежды – джинсы и футболка.
– Он опоздал, а потом прогулял английский и философию, – сказал Пашка. – По ходу, у них тут дисциплинарные методы как в дремучем штрафбате.
Очкарик пробежал мимо близнецов, не глядя на них. На бегу снял запотевшие очки и сунул в карман. Обежал двор один раз – и зашел на второй круг. Физрук стоял, привалившись плечом к старой липе в центре двора, и задумчиво провожал его взглядом.
– А если дать ему в морду? – вдруг спросил Пашка.
– Очкарику? Ему не хватит еще?
– Физруку. – Пашка оскалился и встал. – Он-то здесь просто пешка, вроде училки по английскому. Я надеюсь, Константин Фаритович не будет против…
– Будет против, – послышалось за его спиной. Пашка обернулся: человек в темных очках стоял у забора, где секунду назад никого не было.
– Ребята, не связывайтесь с этой штукой, – тихо сказал Константин Фаритович. – Даже я не стал бы с ним связываться. С Физруком. Мир не такой, как вы видите, ежу ведь понятно. Вам еще нет?
Бегущий упал. Физрук неторопливо подошел и сказал несколько слов. Парень с трудом поднялся и побежал снова, спотыкаясь, и капли влаги срывались с его подбородка.
Что случилось бы, если Валя сказал бы: «Нет»? Не стал ни отжиматься, ни бегать? Что бы с ним сделали – отчитали? Выгнали из этого… Института? Почему проклятый физкультурник имел над ним такую власть?
Валя чувствовал себя овцой на веревке. Куском теплого пластилина, который раскатывают скалкой. И еще накатывали гадкие воспоминания: а почему он не возмутился, когда в пятом классе учительница отругала его за чужую вину? Почему он покорно согласился идти на факультет медицинской техники? И потом так же легко поехал в Торпу?!
«Валя у нас неконфликтный», – говорила мама, и это звучало как похвала. С родителями он тоже не спорил. Не смог убедить маму, что Александра Игоревна реальна. Не попытался сказать им, как жутко отпускать их на полгода, даже не подал виду… Пластилин.
Он пришел в себя в комнате с умывальниками, с кафельными стенами. Он пил из-под крана, и холодная вода стекала по лицу.
Могло быть хуже. Это ведь Торпа.
– Он нарушил дисциплину в мое время, на моем занятии.
Дима подтягивался на турнике, голый до пояса, движение его мышц гипнотизировало, как ветреный закат или костер на снегу. Сашка стояла в трех шагах, и воздух над полом у ее ног опасно закручивался в смерчи. Да, Физрук сумел ее уязвить – в первый же день, первого сентября.
– Это Глагол в повелительном наклонении. – Сашка удержала ярость. – Его надо вытаскивать из покорности, а не вбивать в нее!