Vita Nostra. Собирая осколки

Я подставил Еву, думал Пашка. Я сказал, что здесь нечего бояться. Я хотел ее успокоить… Знать бы, как прошли для нее индивидуальные. Пойти бы сейчас, расспросить, разузнать…

– Читай, – сказал Артур, на секунду оторвавшись от книги. – Пашка. Послушай меня. Я лучше знаю.

– Да уж. – Очкарик обрадовался возможности вступить в разговор.

– Тебя не спрашивают, – отрезал Артур, и очкарик явно обиделся.

– Я лучше знаю, – продолжал Артур, понизив голос, игнорируя очкарика. – Ты подумай о дедушке, о бабушке…

Очкарик насторожился. Хотел о чем-то спросить, но из гордости промолчал. Хомяк в клетке сидел, забившись в домик: хомяку на сегодня хватило впечатлений.

Пашка вздохнул. Воспоминание о неприятном сегодняшнем опыте, который подарил ему Портнов, за несколько часов выцвело, сгладилось, и Пашка, умом понимая правоту Артура, все-таки начал уже внутреннюю торговлю: а может, хватит? Почитал, и достаточно? Выучить наизусть эти красные строчки ни у кого на курсе не получается, даже Артур помнит только начало, он сам говорил…

В дверь постучали. Очкарик вскочил: он поймал наконец-то повод, чтобы оторваться от параграфа и хоть с кем-то завести разговор. Артур обернулся к двери, а Пашка снова вздохнул и склонился над книгой…

– Извините, а можно Павла?

Пашка дернулся и чуть не свалился со стула. В шаге за дверью стояла Ева, ее синие глаза казались очень яркими даже в полумраке, короткие жесткие волосы весело топорщились на макушке. Она не была похожа на сломленную, напуганную девочку – наоборот, в ее взгляде был вызов: да, шатаюсь по чужим комнатам, а что?

– Павла? – переспросил очкарик у двери, кажется немного разочарованный. Через плечо покосился на Пашку…

– Привет, Ева. – Артур поднялся из-за стола. – У меня там пирожки в холодильнике, если не сожрали еще. Проверим?

Он вышел в коридор, и послышался голос Евы, насмешливый и легкий, не то что днем: «Ты мне здорово помог сегодня… Но видок у тебя был неважный, когда ты оттуда выходил… Точно в порядке? Он меня даже похвалил, представляешь? Я думала, у него язык не поворачивается кого-то хвалить…»

Что-то любезно ответил Артур, и голоса отдалились. Сосед по комнате не отрываясь смотрел на Пашку, и свет трех настольных ламп отражался в очках.

– Она что, не видит разницы?! Вы же совсем не одинаковые!

Не видит, подумал Пашка с досадой. И тут же рассмеялся, удивляя соседа по комнате.

Увести сейчас девчонку – это так по-артуровски. Как в старые добрые времена, когда Артур брал на себя первое свидание, а потом уже выпускал Пашку, и девчонки принимали его как давнего знакомого, и Пашка меньше стеснялся. Правда, потом у них все равно ничего не клеилось, но Артур говорил: «Ты должен вести социальную жизнь…»

Ладно, Пашка почитает проклятый учебник хотя бы для вида, сегодня так надо. Он прочитает и сдаст проклятому Портнову его проклятый параграф. А завтра – завтра он снова встретится с Евой и снова заставит ее улыбаться. Анекдоты, что ли, повспоминать смешные?

Он одернул себя: анекдоты потом! Не для этого Артур взялся сегодня развлекать Еву; Пашка склонился над учебником, отвратительно-бессмысленные знаки полезли ему в глаза, болью отдались в ушах, но Пашка читал, читал…

«…Снял очки. Вытер слезы. Тихонько позвал: «Мать…» Бабушка, будто того и ожидая, выскочила на порог. Увидела Пашку и Артура. Попятилась.

– Бабушка, – хрипло заговорил Артур. – Мы… я тебя очень люблю. Пожалуйста…

Бабушка шагнула с крыльца, споткнулась и чуть не упала. Артур бросился вперед и подхватил ее, и она обняла его и повисла у него на плечах:

– Артурище…

Она никогда их не путала, ни…»

Буквы исчезли. Картинка, осветившаяся за рядом строк, погасла. Пашка вскочил, пугая очкарика и хомяка…

…И бросился на кухню, чтобы все рассказать Артуру. Но уже в дверях комнаты споткнулся и застрял: что он расскажет? Что у него было видение?!

– Что случилось? – тихо спросил очкарик.

Пашка помотал головой, давая понять, что ничего объяснить не может. Вернулся за стол, снова открыл параграф номер один на странице три, и настроение у него поменялось.

Видение? А если нет?!

Что еще умеет эта дурацкая книжка?

* * *

В ожидании Сашки Костя подрезал виноград у нее на балконе. Сашка никогда не занималась садовничеством, а между тем виноград разросся, лез в комнату, затенял окно, а кое-где, наоборот, засохшие стебли висели на живых лозах, как давние преступления на чьей-нибудь совести, и драматически портили картину.

Костя срезал засохшее, высвобождал живое, укреплял на резной балюстраде балкона. Сашка залюбовалась, так ловко это у него получалось. После встречи с тенью Ярослава у нее был спазм в горле, надо было помолчать и продышаться.

Костя закончил работу. Взял со стола свои черные очки.

– Виноград вроде не декоративный. Тут съедобное должно быть.

– Теневая сторона, – сказала Сашка. – Не успевают созреть.

– Рано говорить о чем-то, – невпопад ответил Костя. – Самое начало занятий…

– А я не собираюсь говорить.