– Не понимаю, – беспомощно сказал Антон Павлович. – За что вы так ненавидите своих родителей?
– Мы их любим! – почти закричал Пашка. – Просто, деда… мы совершеннолетние, и…
Дедушка опустил голову. Потом неуклюже поднял с земли упавшую метелку:
– Делайте что хотите. Только, я вас прошу, не тревожьте бабушку, ей может стать хуже… Или, – он запнулся, – или вам все равно, как она себя чувствует?
Пашке захотелось прийти в себя над открытой книгой, но книги не было. Была явь, осень, светило солнце, летели листья. Только все случилось не так, как должно быть, невозможно, нечестно, против правил.
Осколки стеклянной дверцы разлетелись по паркету. Библиотекарша, прибежавшая на звон, замерла у входа; статуэтка совы валялась на боку, и казалось, что у бронзовой мыши есть шанс ускользнуть.
Портнов не шевельнулся – по-прежнему сидел у окна, наклонив голову, будто к чему-то прислушиваясь. Сашка поставила книгу на полку, инстинктивно стараясь не двигаться, не топтаться по стеклу, не шуметь – Портнов погрузился в себя, и внутри его нечеловеческого, сложного мира шло одновременно множество процессов.
– Можно же было ключ взять, – укоризненно сказала библиотекарша. – Теперь стеклить заново…
И, поймав Сашкин взгляд, суетливо поправилась:
– Хотя это ваше дело, разумеется. Просто в воскресенье ремонтники не придут… А шкаф по инструкции должен быть заперт…
– Это не наречие, – пробормотал Портнов.
– Что?
– Это не наречие, Самохина. Мы, может быть, потом узнаем… если успеем… что это такое, но оно уже сейчас способно менять текущую реальность. Его брат вычитал вероятное будущее, очень-очень вероятное. А этот отменил. Исказил проекцию, свел вероятность в ноль. Ох, Саша, это не наречие, и оно наполнено страхом, Костя постарался…
– Костя делал то, что я велела, – сказала Сашка резиновыми губами.
Портнов прикрыл глаза, и Сашка поняла с ужасом, что в этот момент – в этот самый – он продолжает разрушаться изнутри и до краха Великой Речи остается всего несколько смысловых тактов.
Артур сидел на скамейке, заваленной желтыми листьями, и смотрел вниз, а Пашка бился над ним, как птица над разоренным гнездом.
Он так долго клялся брату, что все будет хорошо. Он столько раз обещал, что видел будущее: дедушка снимет очки и вытрет слезы радости. Бабушка назовет Артура детским именем. Цена Пашкиной клятве оказалась – мусор. Цена его надеждам – дерьмо.
– Это ничего не значит, – бормотал Пашка. – Надо дать им время. Это же правда, Артур, мы их любим, они не могут не чувствовать… И я тебя не обманывал, когда-нибудь так и будет, как я сказал… А может, если бабушка и вышла бы, она бы сразу простила… Просто она не вышла, а в другой раз…
– Привет, – послышался голос.
Пашка обернулся. Женщина появилась будто ниоткуда: светлый брючный костюм, прямые темные волосы и странный взгляд, который то чуть мутнел, то прояснялся, будто собираясь в точку прицела. Эта женщина когда-то привела в аудиторию растерянного опоздавшего Валю, и тогда Портнов представил ее как ректора… или ректоршу? Пашка много раз видел ее издалека, но никогда не смотрел в глаза вот так, лицом к лицу.
– Это я им прислала астры на Первое сентября, – размеренно, будто на лекции, сказала женщина.
Прошел легкий ветер и закрутил листья у Пашкиных ног. Артур поднял голову и мигнул, как на ярком свете после тени.
– Олег Борисович очень хвалил вас обоих, – спокойно продолжала женщина. – Набор этого года радует всех педагогов.
Она села на скамейку, аккуратно поддернув штанины брючного костюма.
– А зачем вы послали астры? – хрипло спросил Пашка. В том, что она говорит правду, он ни на секунду не усомнился.
– Я хотела порадовать ваших бабушку и дедушку, – отозвалась она, и опять Пашка не мог заподозрить ее в лукавстве. – И они были рады.
У Артура наконец-то прояснились глаза и сползла с лица застывшая маска горя. Пашка поймал себя на ревности: он так старался, чтобы вывести Артура хотя бы из ступора, он, брат. А чужая женщина пришла, сказала несколько слов – и вот, Артур готов улыбнуться…
Ему тут же стало стыдно. Если Артуру лучше – какая разница, кто ему помог?!
– А вы, мальчики, ради вашей любви наберитесь терпения, – сказала женщина. – Любовь иногда верифицируется таким способом… то есть я хотела сказать, что любовь принимает такие облики, что ее сложно опознать. Но мы-то с вами работаем с идеями, с проекциями, информационными системами. Мы должны видеть под материей смысл. Идею. Источник.
Пашка вдруг понял, почему Артур ей поверил. Это было будто звук далекой дудочки, огонек в окне, притягательный и домашний. Когда наконец-то падает груз с плеч, камень с души, можно просто слушать и доверять…
– Смысл в том, что мы повели себя с любимыми людьми, как говно? – Пашка стряхнул наваждение. – Что мы не живем свою жизнь, а читаем ваши Текстовые модули? И каждое утро проверяем, а наступил ли новый день или нас тоже заперли «в колечко»?!