Vita Nostra. Собирая осколки

Разговор происходил в ее подземном кабинете. Сашка с удовольствием встала бы и прошлась из угла в угол, но братья Григорьевы были хорошо воспитаны и сидеть в присутствии стоящей женщины им было бы некомфортно.

Впрочем, Павлу тоже хотелось встать, больше того, ему хотелось двигаться и драться. Покачиваясь на стуле, сжав кулаки, он бросал на Сашку такие взгляды, будто хотел убить ее на месте. По всем правилам хорошего воспитания, разумеется.

– Во-первых, насчет самовольного расселения в общежитии. Уже были такие примеры, комендантша закрыла глаза и получила за это выговор. Поэтому слушайте внимательно: вы, Павел, с вещами возвращаетесь в комнату номер шесть. Вы, Артур, переходите в двадцать восьмую, там живет один третьекурсник. Он хороший сосед.

Артур сидел оцепенев и в ответ на ее слова только кивнул.

Сашка посмотрела на лист бумаги у себя под карандашом. Примитивная гармония концентрических кругов нарушалась теперь, заплывала беспорядочными линиями, похожими на спутанные нитки. Рука двигалась будто отдельно от Сашки – она рисовала портрет изнутри, портрет мира, который меняется.

– Сейчас я кое-что сделаю. – Сашка серьезно посмотрела на братьев. – Вы же понимаете, что слово – это действие? Я скажу кое-что, и это изменит вас обоих. Приготовьтесь.

Она неторопливо поменяла затупившийся карандаш на другой, острый. Оба Григорьева смотрели на нее, только на нее – Артур перестал горбиться, а Павел – ерзать на стуле.

– Артур, Павел не сказал тебе правды о том дне, когда ты убил хомяка.

– Не говорите ему! – Павел встал. Отражение Слова внутри него сделалось ярче. Сашка прищурилась; эти двое нужны Речи. Нужны Сашке. Но как же сложно с этим работать. Невыносимо.

Ее карандаш уже готов был прорвать бумагу.

– Я скажу. Потому что Артур имеет право знать, потому что это необходимо вам обоим. Но вы лучше скажите ему сам, Павел.

Григорьев Пэ зашагал к двери не оглядываясь. Интересно, сколько раз уже он вот так уходил, гордо мотнув головой. Бунтарь, как сказал о нем Костя…

– Стоп, – тихо сказала Сашка. И он замер у самой двери. И, будто не веря себе, обернулся, посмотрел удивленно, не понимая, что за сила его удерживает.

– Неужели вы думаете, Григорьев, – устало сказала Сашка, – что в этом Институте кто-то может выйти за дверь, пока я ему не позволю?

Она с силой оторвала карандаш от бумаги, разжала пальцы. Лист был черным – совершенно черным, и только в центре сохранились незакрашенными три белые точки.

– Садитесь. – Сашка указала на стул. – Наш разговор не закончен.

Он подошел все с тем же удивленным видом. Уселся обратно. Как жаль, что я не могу тебе вот так же приказать учиться, подумала Сашка. Я не могу. Из покорного болвана, не взрослеющего, не преодолевающего себя, никогда не выйдет Слова…

– Артур, – Сашка аккуратно спрятала черный лист в пластиковую папку, – вы не убили хомяка. Хомяком был ваш брат, чью материальную форму я на короткое время изменила. Это действие не полезно для материи в целом, оно нарушает физические законы, но не грамматические. Поэтому можете считать, что хомяк жив, как жив ваш брат. А Павел не предал вас – просто ему нужно время, чтобы пережить травму.

Внутри у Артура шевельнулось отражение Слова. Сашка вцепилась в край стола: нет, это не Наречие, Портнов прав. Что же это такое? Какой огромный спектр… Точно не Глагол и не Имя предмета. Но что еще удивительнее – в нем снова затеплилось отражение Ярослава. Настоящего. Подлинного.

– С этого дня, – ровным голосом продолжала Сашка, – у вас назначаются дополнительные индивидуальные занятия. Со мной. Заниматься будем здесь, в кабинете, каждую среду и субботу. Я выдам вам необходимые учебные материалы. На каждом занятии, в восемнадцать ноль-ноль, я хочу видеть вас обоих…

– Старая сука, – проговорил Павел.

Артур дернулся, будто его ткнули оголенным проводом.

– Я знаю, кто ты. – Павел говорил, выплевывая слова. – Ты и есть Торпа. Ты проклятая тварь, дух этого места, я все видел. Ты послала астры, да?! Твой рот выговаривает слово «любовь»?! Сдохни!

И он шагнул к Сашкиному столу, а Артур без единого звука повис у него на плечах. И оба в этот момент были так сильны, что Сашка всерьез за них испугалась.

– Стоп, – повторила она вполголоса.

Артур выпустил брата и отступил от него. Павел стоял на одном колене посреди кабинета, и у него шла кровь носом. Сашка достала из сумки пакет бумажных салфеток, бросила метко – так, что пачка приземлилась прямо рядом с первыми каплями на паркете.

– Спокойно, – сказала она Артуру. – Никаких докладных на этот раз… Идите, Артур, переселяйтесь, переносите вещи в двадцать восьмую. Вам обоим полезно пожить отдельно, познакомиться с новыми людьми, получить другой опыт. А я договорюсь, чтобы Константин Фаритович вас не трогал. До зачета, разумеется.

Павел сидел на полу, роняя капли крови, не прикасаясь к бумажным салфеткам. Сашка дождалась, пока за Артуром закроется дверь.

– Ты все со временем поймешь, – сказала она Павлу. – Я обещаю. И он все поймет. Приходи на индивидуальные. Я постараюсь объяснить что смогу.

Он поднял глаза, сухие, ясные, бешеные: