Валя молча пришел в восторг. Он, оказывается, очень боялся не справиться, не помочь, не суметь. А теперь задача показалась ему такой простой, что он еле сдерживался, чтобы не рассмеяться без причины.
И Ева, и Пашка лихо прошли первую часть учебника, они мысленно совмещали, разъединяли и выворачивали сферы. Валя даже не понял, а в чем проблема? Портнов к ним придирается или Валя сам по себе отличный педагог?!
Алиса об этом узнает, думал Валя. Все разъяснится, надо просто поговорить. Может, Валя чем-то ее обидел? Непонятные вещи надо обсуждать ртом, всегда говорила мама, но не всегда следовала собственной мудрости…
Воспоминание о маме заставило его погрустнеть. Полгода они не только не виделись, но и не говорили по телефону, это же ненормально… Чувствует ли мама эту фальшь, эту трещину между ними? И как себе объясняет?
– Поехали дальше, – сказал он, преодолевая непонятную тревогу. – Ева, ты первая…
Она начала серию упражнений – и сбилась на четвертом. Начала заново и сбилась на втором.
– Ты же все это делала по отдельности! – Валя начал раздражаться. – Они же тянутся сами по себе, переливаются одно в другое, это как, ну… ты видела рисунки Эшера?
Он тут же нашел в телефоне рисунки-ребусы, картинки-перевертыши и заставил Еву сначала посмотреть на них, а потом вернуться к упражнениям. Ева сбилась сразу же, не доведя первого до конца. Наверное, устала.
– Ты устала, – объявил Валя, делая вид, что держит все под контролем. – Отдохни… Паша, давай ты.
Через несколько секунд он в ужасе понял, что Пашка вообще не понимает, как сопрягать упражнения в цепи. Как если бы ребенка попросили нарисовать птицу – и тот по отдельности, в строчку, изобразил бы перо, клюв, коготь, куриное рагу…
– Так, – сказал Валя, стараясь казаться невозмутимым. – А что тебе Портнов говорил на индивидуальных?
– Не помню. – Пашка пожал плечами. – Ругался.
– Ну, ничего, – сказал Валя после паузы. – Я тебе сейчас объясню…
Впервые с того дня, как у него в ухе появилась сережка, и появился запрет на самостоятельные упражнения, и Алиса стала заложницей – впервые с того дня Валя сам, без преподавателя позволил себе войти в упражнение. Вот же как просто – абстракции развиваются, сменяют друг друга, текут; сейчас Пашка ухватит принцип – и сделает сам. Ведь с Алисой получилось отлично, хоть Валя тогда не осознавал…
При мысли об Алисе Валя сбился. Пашка смотрел исподлобья:
– Объясняй.
То есть он ничего не понял. Измененная реальность, в которую Валя входил с легкостью, для Пашки оставалась закрытой. Как и для Вали совсем недавно.
– Читай вслух условие, – сказал Валя, пытаясь выиграть немного времени на раздумья.
Пашка поиграл желваками, но спорить не стал:
– «Последовательно проделайте упражнения с первого по девятое, не допуская пауз и внутренних прерываний».
– Делай вот так, – сказал Валя уверенно. – Первое… А потом… сразу… второе. Понимаешь?
Пашка подышал, будто собираясь нырнуть, и вошел в первое упражнение, самое простое. Валя не видел, но чувствовал, как Пашка проходит одну мысленную метаморфозу за другой; первое упражнение закончилось, теперь надо было…
Пашка сорвался. Остановился. Поморщился. Поглядел на Валю:
– И что?
Ева сидела у стола, обхватив себя за плечи руками, тупо смотрела на страницу учебника, и Валя заметил: страница заметно коробилась, когда-то вымокшая и высушенная. Как в учебнике Алисы. Как, наверное, во всех учебниках, которые выдают здесь студентам: это слезы.
Валя думал. У него, наверное, пар готов был повалить из ушей, так он думал. День, когда Алиса вышла из кольца… Опять Алиса, да что это, повсюду она. День, когда Физрук остановил время, мяч замер в воздухе и застыл за окном дождь…
– Сейчас, – сказал Валя еще увереннее. – Я вам сейчас… подскажу.
Он встал посреди комнаты. Сколько там было приседаний, двести? Две тысячи?!
И он начал сгибать колени и вставать, как заводная игрушка. Ведь так и получилось когда-то с Алисой. Физическим усилием он откроет доступ Пашке и Еве в свое информационное пространство; он, наверное, выглядел смешным в этот момент. Но на их лицах не было ни капли веселья.
И Валя мысленно начал длинную цепочку упражнений. Он проделывал изменения с четырехмерными и пятимерными фигурами, снимал с них проекции, сопрягал с воображаемыми объектами и снова деформировал. Он молчал, и в комнате слышались только его сопение, тяжелое дыхание Пашки и прерывистое – Евы. Реальность дробилась, ломалась, из-под грубой материи проступали смыслы, становилось темнее, темнее…
И новые очертания проявились из темноты.
Валя увидел развалины черного города, как проекцию абсолютного и безжалостного и совершенно нечеловеческого. У него подвернулась нога, и он грохнулся на пол.
Пашка валялся поверх одеяла, закинув руки за голову. Батареи остывали, потрескивая. Плохо будет, если отключат отопление, а то вон как воет ветер снаружи…
Артур сидел на кровати. Чемодан и рюкзак стояли у его ног – Артур вернулся жить в прежнюю свою комнату номер шесть.