Vita Nostra. Собирая осколки

– Там связь плохая. – Александра, конечно, сразу все поняла. – Мама часто отключает телефон. Им так удобнее, понимаешь? Если ты дозвонишься, мама по голосу может понять, что ты в чем-то лукавишь. Потеряет сон, а приехать все равно не сможет. Валь, это именно тот случай, когда пора взрослеть.

– Я когда-нибудь еще их увижу? – Слова вырвались раньше, чем Валя успел удержать их.

Александра чуть отстранилась. Серьезное лицо ее сделалось теперь озабоченным.

– Ну-ка идем со мной.

Валя напрягся, как перед прыжком в холодную воду: не удержался все-таки. Ляпнул.

Они прошли вниз, в ее подземный кабинет. Александра выложила на стол пачку сигарет и зажигалку, но курить не стала. Прошлась по комнате, скупо обставленной канцелярской мебелью. Валя отстраненно подумал, что ее мансарда и кабинет в Институте словно принадлежат разным людям.

– Я забыла, что ты ребенок, – сказала Александра. – Снаружи взрослый. Но ты ребенок. Иногда ты чувствуешь себя одиноким и брошенным. Да еще и Новый год этот… мне тоже накануне всех этих праздников становится грустно.

Она открыла сумку, вытащила термос. Налила в кружку дымящийся, темный, густой чай:

– Выпей. Будешь рогалики? У меня есть с собой.

От первого же глотка Валя почувствовал, как разжимается спазм в груди, как согревается живот. Обычный чай, немного сахара, щепотка корицы. И еще что-то. Запах ее мансарды? Едва ощутимый дух березовых дров?

– Конечно, ты встретишься с родителями. – Она налила ему новую кружку. – Они увидят, как ты вырос, удивятся и обрадуются.

– А ты? – Он уже улыбался. – Ты не хочешь… встретиться с мамой?

– Я хочу, – сказала она задумчиво. – Смогу ли я… посмотрим. Все хорошо, Валя. Впереди много работы… Но мы ведь не боимся работы, правда?

* * *

В актовом зале врубили музыку так, что было слышно и в подвале, и на чердаке. В столовой ждали своего часа столы с закусками и лимонадом. Валя прекрасно знал, сколько напитков повеселее занесено в здание и распределено уже по тайникам – в туалетах, в гардеробе, даже в спортзале.

Он не собирался заходить в Институт в этот вечер. Но случилось так, что Валины ботинки, прекрасные кожаные ботинки, в которых он измерял шагами Торпу и в дождь, и в снег, именно тридцатого числа сочли возможным окончить службу. Обе подошвы треснули как по команде.

Артур, необычно веселый и общительный в эти дни, сразу понял, в чем дело, и одолжил Вале – ладно, подарил – свои новые утепленные резиновые сапоги. Которые по случаю хранились в раздевалке у спортзала.

И вот Валя, думая о своем, вошел в Институт с черного хода и застал как раз начало концерта – затряслись стены, и даже статуя всадника, кажется, дрогнула. Валя направился к лестнице – и увидел в полумраке, в пустом холле, одинокого человека у окна. Человек, наверное, думал, что его не видно за портьерой. А может, и вовсе ни о чем не думал. Человек плакал.

– Что ты?! – Валя забыл, что поклялся себе никогда не подходить к Алисе, если она первой к нему не подойдет.

Она помотала головой, не оборачиваясь, зажимая себе рот, чтобы не всхлипывать слишком громко.

– Они тебя не послушали, оставили свои пошлые шутки? Ну и что, всем плевать, это же Новый год! Знаешь, что такое карнавальные традиции? Это когда всем весь год очень трудно, а потом они бунтуют, глумятся, оскорбляют начальство, показывают голые задницы… и никто не вправе обидеться. Ну все нормально же! Слышишь, они ржут?!

Из зала, когда музыка чуть стихала, и правда доносились взрывы хохота.

Она наконец-то к нему обернулась. Валя никогда не видел людей накануне казни – но, наверное, у них на лицах такое вот выражение. Он даже попятился немного. Алиса смотрела ему прямо в глаза – как королева на эшафоте смотрела бы в глаза лордам, оглашающим приговор.

На ней была белая пушистая кофта на молнии, с воротником-стойкой под самые уши. Алиса взялась за язычок молнии – и рванула вниз, кофта разошлась. Алиса резким движением задрала трикотажную майку. Валя, испугавшись, на секунду отвел глаза, потом посмотрел…

На груди и животе Алисы не было кожи. Были заросли водорослей и морской губки, бурые, зеленые, желтые. Тончайшие ворсинки двигались, живя своей жизнью. Валя почувствовал тошноту.

– Ты понял, да? – прошептала Алиса. – Нравится? Ты на это хотел посмотреть? Адель Викторовна… – ее голос сорвался, – а, ладно… Получил, увидел, доволен?!

Она одернула майку и снова отвернулась к окну:

– Полюбовался? Вали отсюда… Ты можешь любить такое? Ты можешь вот с таким спать?!

Говоря, она пыталась застегнуть кофту, но никак не попадала в разъем молнии, в конце концов шепотом закричала:

– Да пошел уже! Что ты меня мучаешь?!

Валя развернул ее к себе лицом и поцеловал, едва коснувшись, и звук получился нежный – и немного смешной.

* * *

Стефа и Тоня наслаждались вниманием однокурсников, танцуя на сцене канкан.

– Не надо! – кричала Алиса, не заботясь, что ее могут услышать в коридорах общаги. – Тебя же вытошнит! Тебя уже тошнит, не ври! Убери свои лапы, тебе противно, я урод!