Vita Nostra. Собирая осколки

Речь предала его. Не Великая истинная Речь, той было не до Вали, она рассыпалась в агонии. Собственная Валина человеческая речь отнялась, он мог только мычать и размахивать руками.

Он хотел сказать им, что видел только что. Что чувствовал и что пережил. Черный город в развалинах – и развалины Речи, нет никакой Индии, нет ни Сингапура, ни Млечного Пути, ничего нет за кольцевой дорогой проклятого города, ни реальности, ни идеи, ни материи. И ни у кого в этом зале больше нет близких, только у братьев Григорьевых, у которых бабка и дед живут в Торпе. Но и это ненадолго. Хаос подползает, Речь отнимается. Скоро погаснут все звезды, не будет ни света, ни тьмы, ни времени. А они празднуют Новый год, готовятся к сессии, танцуют медляк…

Никто не слышал его. Никто не понял его. Валя видел их изнутри – заготовки будущих Слов, которым не дано никогда прозвучать. И Александра знает это, она делает это, это ее предназначение – стать разрушителем грамматики, убийцей реальности.

Он швырнул микрофон. Захотел передать информацию напрямую, вломиться в электрические импульсы их маленьких мозгов. Он присвоил себе всех, кто был в этот момент в холле, – будто собрал в ладони пригоршню горошин…

Снова погас свет. Отчаянно закричала Алиса. Крик ударил Валю по глазам, по всей поверхности кожи. Теряя связи, рассыпая, как горох, чужие сознания, Валя утратил материальную форму и перелился в кирпичный свод. Стал системой коммуникаций огромного здания – трубы, муфты, тоннели, коллекторы, будто чугунные жвала и щупальца. Передернулся от отвращения, стал черепицей на крыше. Почуял липы на Сакко и Ванцетти, как продолжение своего тела. Почуял булыжную мостовую, как кожу, покрытую чешуей. Стал расти, разрастаться, впитывая улицу за улицей, квартал за кварталом, желая запереть под куполом и удержать от распада – или наоборот, помочь Хаосу, раздавить своей волей все, что осталось в мире упорядоченного. Зачем нужна Торпа, если, кроме нее, нет ничего?!

Он заплакал от отчаяния – и почти сразу увидел, как в черном небе открывается, будто на застежке-молнии, белый проем. И оттуда, с той стороны неба, бьет свет, и слепит, и притягивает. И как из проема валится черная тень, падает прямо на Валю и накрывает его целиком.

* * *

Приглашенный диджей сбежал, бросив свою аппаратуру. По малому холлу подвального этажа бродили студенты, буфетчица и повариха: те, кто не стал свидетелем происшествия, кто в это время мирно пил шампанское в туалете, или закусывал в столовой, или обнимался в коридорах за портьерой, в гардеробе под стойками.

Другие разбежались. Завтра, думал Пашка, все будут делать вид, что ничего не видели и не слышали. Шанин слетел с катушек по пьяни. Перепугал до полусмерти своих однокурсниц, и особенно Алису, которая вот уже полчаса рыдала не переставая. Ева увела ее в женский туалет, но рыдания слышались и оттуда, сквозь шум воды:

– Где… его… искать? Куда он… девался? А если его заберут менты? А если его за это накажут?!

Праздник был закончен сам собой, но это не мешало хозяйственным второкурсницам растаскивать из столовой пирожные и бутерброды, а их товарищам собирать из тайников остатки водки.

– Объявят теперь сухой закон, – с сожалением сказал один второкурсник. – Пойдут по комнатам, устроят шмон, такое уже было. Игорь рассказывал…

– Наше дело придумать, как бухло запрятать, – деловито отозвался его товарищ. – Я хочу посмотреть на Адель, которая придет шмонать нашу берлогу…

Оба заржали. Как будто ничего не случилось, как будто все в порядке вещей; интересно, только Пашка понимал совершенно точно, что Валя ничего не пил? Что с ним случилось… такое страшное и большое, что, возможно, он не доживет до выпускного? И Константин Фаритович, стоя у расписания в свой «поминальный день», вспомнит и Валю Шанина тоже?

Наконец вышли девчонки из уборной. Лицо Алисы было покрыто красными пятнами, губы искусаны, но глаза высохли. Ева казалась такой расстроенной, что Артур и Пашка одновременно потянулись к ней, чтобы обнять…

…И одновременно отступили, не глядя друг на друга.

– Меня теперь подсадят в кольцо, – безучастно сказала Алиса. – Навсегда.

– За что?! – одновременно закричали Артур и Пашка.

– За то, что Вале обещали, – все так же без эмоций продолжала Алиса. – За любой его… косяк… ошибку… наказывать меня. Он думал, я не знаю. А я знала все это время.

Глава 4

– Сегодня канун Нового года, мне очень жаль, что приходится проводить дисциплинарное собрание.

Сашка стояла на дощатой сцене, уходившей в темную глубину за ее спиной. В кулисах громоздился реквизит от вчерашнего капустника, под ногами тонким слоем лежали конфетти и затоптанные нитки серпантина. Мишура вдоль стен покачивалась от слабого сквозняка.