Vita Nostra. Собирая осколки

Она замолчала, наблюдая, как он борется с собой и со страхом. Как тает его злость – и решимость.

– Ты поставил под сомнение мои планы. Ты предал мое доверие.

Легонько стукнули в дверь кабинета.

– Незаперто, – громко сказала Сашка.

Вошел Костя в коротком черном пальто, припорошенном снегом на плечах. Валя сделал шаг назад, потом руки, опустившиеся было, снова сжались в кулаки.

– Я не боюсь!

– Точно? – мягко спросила Сашка.

И наступила тишина, только дышала решетка под потолком, вытягивая сигаретный дым – остатки разрушенных галактик.

* * *

В десять часов вечера в общаге было непривычно тихо. Вчерашнего праздника хватило всем; маленькие группы собирались на кухнях, но многие остались в комнатах – праздновать с яблочным соком, консервами, бутербродами и крупно нарезанным луком.

Кое-где работали телевизоры, почти без звука. Пашка, Артур и Ева, посовещавшись, позвали к себе Алису. Она отказалась, но в начале одиннадцатого все-таки пришла.

В Торпе начались салюты – в отдалении, в центре. Самвел и Эрвин выпустили с десяток петард на улице Сакко и Ванцетти, но на этом веселье и кончилось. Тускло светились окна общаги, закрыто было кафе напротив, а сам Институт стоял темный и тихий.

Дедушка с бабушкой ждут, думал Пашка, нарезая вареную колбасу. Они нарядили маленькую елку в доме, накрыли стол и слушают, прислушиваются, ждут – мы придем. Они верят, что мы придем вот-вот. И мама с папой – он накануне вернулся из рейса – накрыли стол, и положили рядом свои телефоны, и ждут, что мы позвоним. Двух наших открыток им недостаточно…

После второго января, сказал себе Пашка. Осталось доработать три жалких упражнения. То есть не жалких, а… но три, а не тридцать! И вот, когда я сдам зачет и Ева, конечно, сдаст, ей всего два упражнения осталось…

Дальше его фантазия отказывалась идти. Будто была стена во времени между вторым января и остальным Пашкиным будущим.

– Давай позвоним родителям, – сказал Артур. – Просто голоса послушать.

Пашка покачал головой:

– Равновесие. Баланс. Боюсь нарушить. Вдруг они приедут. Вдруг станут расспрашивать…

Артур передернул плечами, будто его морозило. Ева раскладывала колбасу и сыр на бутерброды:

– Я своим пыталась дозвониться. Связь обрывается. Говорят, в Торпе авария на какой-то вышке. Хоть сообщение прошло, и то спасибо…

Алиса сидела на Валиной кровати, молчала. Пашка, вытерев руки полотенцем, подсел к ней:

– Слушай, Новый год. Как встретишь, так и проведешь. Давай успокаивайся, еще ничего не случилось, зачет еще впереди, у Вальки он автоматом…

Алиса подняла на него затуманенный взгляд. Пашка напрягся:

– Алиса? Какое сегодня число?!

– Тридцать первое, – сказала она шепотом.

– А завтра будет какое?

Алиса разрыдалась – слезы градом потекли по щекам, а лицо оставалось неподвижным и ни звука не слышалось, ни дыхания, ни всхлипа.

– Алиса, – в ужасе сказал Пашка. – Завтра первое января! Ты слышишь?!

Подскочила Ева, схватила Алису за плечи, начала трясти:

– Завтра первое! Первое января! Повтори! А вчера было тридцатое!

Артур зачем-то посмотрел на часы, и Пашка посмотрел вслед за ним. Без пяти одиннадцать. Что случится с Алисой, когда пробьет двенадцать? Карета превратится в тыкву, Алиса проснется сегодня утром, тридцать первого декабря?!

Открылась дверь. Пашка увидел сперва силуэт и напрягся: зачем незнакомый человек явился без стука?! Потом незнакомец вошел, свет упал ему на лицо, и Пашка увидел, что это Валя, но он изменился – кажется, стал выше ростом.

Пашка вскочил. Валя обвел взглядом комнату, увидел Алису, бросился к ней, чуть не опрокинув уставленный тарелками стол. Сел – упал – рядом, обнял ее:

– Ну что ты плачешь? Все хорошо…

– Она в кольце, – глухо сказал Артур. – Она в петле времени тридцать первого декабря.

– Нет. – Валя для верности помотал головой. – Она не в кольце и не будет, и с чего бы ей быть в кольце? Никогда больше, всё…

– Она знает, что за твои косяки ее накажут, – сказал Пашка. – А ты накосячил.

– Откуда… откуда знаешь? – Валя заглянул Алисе в заплаканные глаза. Она мотнула головой, то ли не умея, то ли не желая отвечать.

– Ничего не будет. – Валя провел ладонью по ее волосам. – Я… сдался, смирился. Можете считать, что я убил своего хомяка…

Все в комнате одновременно сделали вдох. Алиса уставилась на Валю с новым ужасом.

– Виртуально. – Валя через силу улыбнулся. – Информационно. В проекции. Короче, я ничего вам не расскажу, ничего не объясню, ничем не помогу, что бы ни случилось. Но для Алисы завтра будет первое января. Как для нас для всех… Давайте, что ли, встречать Новый год.

* * *

Сашка сидела за конторкой, водя карандашом по альбомному листу. Под ее рукой вырастало, шевелилось, складывалось многомерное изображение.

– Я принес морковки, – сказал Костя за ее спиной. – Для хомяка.

– Спасибо. – Сашка покосилась на клетку. – Покорми его, пожалуйста.

Хомяк не стал есть и убрался в свой домик. Сашка рисовала. Костя отставил тарелку с морковкой и подкинул в камин березовое полено:

– Ты спасла своего брата.

– Я его сломала. – Сашка водила карандашом по шероховатой кремовой бумаге. – Я сломала Глагол в повелительном наклонении.