Витаскоп (СИ)

- Что же вы, коллега, всё пытаетесь меня поразить и удивить своими объёмами и весом произведений? Хоть ценность настоящей литературы в килограммах и не измеряется, но всё же … Мой-то килограмм поэзии поценнее будет вашего килограмма прозы. Уж так-то!

- Вот уж сейчас удивили. Да как же вы, сударь, сможете из своей поэзии набрать целый килограмм? Может, для солидности сложите оба своих исписанных листочка в стопочку? Так не потянет никак... Так ещё и вот что… от вашей, с позволения сказать, литературы отчётливо попахивает плагиатиком… за версту слышно. – Уже ехидно произнёс писатель.

- А вот тут уж не позволю. Я – да будет вам известно, любезный – плагиатом не пользуюсь. Никогда! Как на мой вкус, плагиат – это как доедать с чужой тарелки… Фу! Не моё! Неприлично доедать с чужой тарелки, даже вкусное. Готовьте сами свою еду!

- Еду? Какую еду? Ваши ориентиры мне вообще не понятны.

- Мой ориентир – это поэт, который «памятник себе воздвиг нерукотворный».

- Воздвигайте, воздвигайте…

Стук резко поставленного стула, хлопанье дверьми – вот звуковое сопровождение страстной «творческой дискуссии деликатных интеллигентов».

Споры не утихали и среди работников мольберта. Художники стояли перед картиной в галерее и спорили о своём. На картине было изображено Что-то. Эмоциональность разговора слышалась в каждой фразе:

- О, Боже! Что это? Что это вообще такое? У меня ощущение, что вы вчера впервые взяли в руки кисти. Никакого чувства цвета. И вот эту работу вы считаете ценной? И себя вместе с нею? – Резко высказался импрессионист, сделав эффектный жест правой рукой вокруг картины. Ладонь этой руки, по обыкновению многих художников, была заметно выпачкана синей краской, что свидетельствовало об увлечённости творческой натуры. Ультрамарин так плохо отмывается.

- Позвольте, не согласен с вашей иронией. Именно эта работа и является ценной, как и стиль в целом, как и автор лично. Уверен! – В таком же резком тоне ответил абстракционист, сделав жест левой рукой с ладонью, выпачканной жёлтой краской. Он тоже имел увлечённую творческую натуру и знал об обыкновении многих художников. Кадмий тоже плохо отмывается, как и ультрамарин.

- Коллега, о чём вы говорите? У меня такое ощущение, будто вы хотите меня просто оскорбить. Меня, последователя Ренуара? Всем известно моё тонкое, изысканное чувство колорита. А что вы мне показываете? Это же отвратительное цветовое решение! Так же невозможно.

- Причём здесь вообще цвет? Линии и ассоциации – вот что здесь!

- Ну, ведь всем же известно и моё тонкое, взвешенное чувство композиции. А что у вас? Какой-то круг посредине? Как это пошло! Мне даже трудно находиться рядом! Никакой перспективы, никакой глубины. А где воздух, где воздух? Импрессия – вот основа всего в живописи. Впечатление – вот что надо передавать на полотне.

- Не вам, импрессионистам, рассуждать о композиции. И я бы вообще не советовал вам говорить о композиции с вашим чувством линии. Мой рельеф мазка вам непонятен, как и недоступен весь смысл самой простой абстракции. Вам что чёрный квадрат, что красный круг – всё одно, всё недоступно. А передавать на полотне нужно исключительно высший смысл, не связанный с вещами и предметами, ассоциативный в чистом виде! Только его!

- И вы хотите вот это представить на конкурс? На соискание права на продление жизни? Это самонадеянно, как минимум.

- Да-да, там комиссия разберётся.

- Ну, уж увольте! Вам если добавить несколько лет жизни, так вы всё равно будете продолжать малевать эти свои каракули. Точно! Но это уже без меня. Я вижу, что вам трудно понять даже, чем живописец отличается от маляра! – Импрессионист, энергично выходя из зала, закончил разговор тем же хлопаньем дверью. Иногда люди используют двери для красноречивого окончания светской беседы. Традиция такая? Или привычка?

Обсуждение продолжалось между кинорежиссёром, телеведущим, популярным актёром и оператором видеосъёмки. Они спорили, кто из них чаще бывает в кадре телевидения, или кто из них важнее для съёмки этих самых кадров. Атмосфера в студии кипела. Звучали экспрессивные слова «бездари» и «халтурщики». Режиссёр возбуждённо говорил:

- На съёмочной площадке главный всегда я! При получении дополнительной жизненной энергии я смогу снять ещё много хороших фильмов и войти в историю. А хороший актёр становится известным и популярным только под управлением гениального режиссёра. Актёр – это всего лишь инструмент в искусных руках мастера-режиссёра, даже если он талантлив сам по себе. Вы меня поняли? – Режиссёр в цветастой рубашке держал в руках рупор, без которого он, по всей видимости, не мог обходиться никогда.

- Мы тебя поняли, только возразить никак не можем. Ты же кричишь в свой рупор, как для глухих. И никого не слушаешь.