Витенька

— Да, ты прав. И я понимаю, что не всегда можно избежать войны. Бывает надо с оружием встать на защиту Родины, это все верно, — начал Алексей Николаевич. — Но как так-то? Столько ребят, молодых, здоровых, сильных, положили почем зря. Они бы год еще послужили, научились всему и встали бы защищать Родину. И моджахедам бы этим показали почем фунт лиха. А тут просто кинули в бой салаг, без разведки, не пойми как, в засаду. Помнишь, мы еще в первую чеченскую говорили об этом? Тогда тоже кинули штурмовать Грозный салаг восемнадцатилетних. Сколько положили тогда.

— Помню, помню. Сам прошел все.

— Да, ты все видел сам. Я тогда со своей частью охранял на Каспии стратегические объекты, самих боев не видел. Просил перевести в Чечню, но командир отказал. Но я слышал про все, что там творилось, офицеры рассказывали. Ельцина и его шайку тогда был готов своими руками расстрелять, как они предавали наших ребят!

Лебедев усмехнулся.

— Понимаю тебя, сам однажды дал в морду одному такому генералу, Скворцов его фамилия. Помнишь такого? Один из тех, что руководил штурмом Грозного. Меня чуть под трибунал не отдали тогда. Хотели звания лишить, но командир бригады заступился, он тоже не любил Скворцова.

— Вот, одни сволочи и предатели были кругом, потому и проиграли тогда.

— А сейчас ты, видимо, считаешь, что все поменялось? — грустно спросил Лебедев. Алексей Николаевич взглянул на него слегка удивленно и неуверенно произнес.

— Конечно, сейчас есть тоже отдельные пережитки. Сын мой и погиб из-за таких. Но, безусловно, в целом стало лучше.

— Ну что ж, блажен, кто верует, тепло ему на свете, — все так же грустно продолжал Лебедев.

— А ты, как вижу, считаешь, что ничего не поменялось? — спросил Алексей Николаевич.

— Я ничего не считаю, Алексей. Я лишь хочу помочь, облегчить тяжесть потери своему товарищу. Потому по-дружески тебя предупреждаю — не испытывай сильных надежд. Чтобы не разочароваться потом. Ты уже кажется начал разочаровываться, когда бегал по всем этим кабинетам, добиваясь правды? — Алексей Николаевич молча слушал, понурив голову.

— Тело сына ведь тоже не выдают, отписываются? Я ведь знаю. Все как и всегда. Тут я тебе помогу, сын твой настоящий солдат, герой. Он должен быть похоронен с честью, на родной земле, — Лебедев взял со стола трубку и закурил. Они немного помолчали.

— Но не обольщайся ложными надеждами, Алексей, вот тебе еще раз мой совет. Я ведь слышал про твои разговоры с офицерами, что ты агитировал их поддержать президента, новый курс. Даже в партию вроде вступил? Я сам когда-то был таким же. Бредил идеалами, патриотизмом, служением отчизне. Очень тяжело потом, когда эти идеалы разбиваются.

— Так что же ты, во всем разочаровался? И эту войну считаешь такой же как та, первая? — глухо спросил его Алексей Николаевич. — Нет ни правды, ни долга, опять все обман, скажешь?

— Правда, долг, отчизна все это может быть у тебя или у меня. У простых людей. Но не ищи их там, — Лебедев показал пальцем вверх, — там ничего этого нет и никогда не будет. Уж поверь мне, я насмотрелся. Там есть важные интересы важных людей. Политические интересы, политическая выгода и, разумеется, финансовая выгода. Как говорится, кому война, а кому мать родна. И все. Для идеалов там места нет.

Алексей Николаевич молчал и сумрачно смотрел в стену перед собой.

— Не лезь туда, Алексей. Ради памяти сына, ради памяти всех ребят, что погибли и погибнут еще. Мы сами может когда-нибудь и отстроим Россию, сделаем ее богатой, сильной, поднимем нашу армию, поднимем деревню, создадим новые города и заводы, но оттуда, — он опять показал пальцем наверх, — не жди этого никогда.

Алексей Николаевич поднял на него глаза и взволнованно заговорил.

— Ладно, я допускаю, что не все хорошо наверху. Что есть еще там воры, карьеристы, подлецы. Да, я их тоже видел и в армии, и на гражданке, но президент, он не такой. Это патриот, офицер, как мы с тобой, он пытается сейчас спасти Россию. Разве не так? Олигархов он разогнал, армию поднимает сейчас, не дал развалить страну и скоро вернет Чечню назад, очистит ее от бандитов. Да, есть еще проблемы, сидит кое-где та сволочь в погонах, что за деньги и звезды посылает пацанов под пули, но он пытается это поменять. Скажешь нет?

Лебедев вздохнул и положил погасшую трубку в пепельницу.

— Я понимаю тебя, я сам бы хотел верить в это, но… нет. Насколько я вижу, нет.

— Почему же нет?