Витенька

После этого совместная жизнь их дала трещину, появились холод и отчужденность и уже не исчезали. Алексей больше уходил в работу, сильно уже не пил, но мог вернуться домой немного подшофе. Политикой он интересоваться перестал, по крайней мере, уже не следил за всеми выступлениями президента, а так, что покажут по новостям. В делах партии он тоже перестал участвовать и через год вышел оттуда совсем. Через несколько месяцев их жизнь вроде потекла как обычно, но прежние отношения не вернулись, они все больше тяготились друг другом. Полина все чаще испытывала злобу к мужу и обвиняла его в своих мыслях. Он же старался избегать разговоров с ней. Через семь месяцев после похорон Вити Полина подала на развод. Алексей не возражал, он оставил ей квартиру и переехал на съемное жилье, вскоре взяв в ипотеку другую квартиру. Каждый стал строить свою жизнь отдельно, несколько раз только они встречались на могиле сына.

Глава 8

Другим горьким делом для Алексея Николаевича после похорон сына, стала необходимость рассказать о смерти внука своей матери. От одной мысли о том, что придется это делать, у него все сжималось внутри. Он знал, что бабушка любила Витю сильнее чем кто бы то ни было, сильнее его и, может даже, сильнее Полины. Как сказать ей? Что с ней будет? Но и замолчать это было нельзя, слухи бы все равно дошли, и она бы сама стала допытываться, все ли хорошо у Вити.

И вот, через три месяца после похорон, он все-таки решился и поехал в деревню к матери. Пока ехал, в уме повторял десятки разных вариантов начала разговора. Думал, может позвать для этого разговора соседей для моральной поддержки, или просто показать ей ту телеграмму из военкомата. Но в конце концов решил, что говорить надо наедине и самому.

И вот уже вечером он приехал в ее деревню, вышел из машины и посмотрел на знакомые окна. Мороз пробежал у него по спине, как только представил он, что предстоит сейчас. Алексей Николаевич вытер рукавом холодную испарину со лба и расстегнул воротник рубашки, во рту у него пересохло. Он глубоко вздохнул, потом решительно наклонил голову, открыл калитку и пошел к крыльцу. Варвара Федоровна заметила из окна, что он приехал, и вышла к нему навстречу, пока он еще подходил.

— Леша! А я и не ждала тебя! Ты один приехал?

Алексей Николаевич поднялся на крыльцо и обнял ее.

— Здравствуй, мама. Да, приехал один.

— Случилось что, или просто так заехал? — спросила она, когда они вошли в избу.

— Я? Да, собственно, просто заехал, проведать… — глухо сказал Алексей Николаевич, не глядя на мать.

— А, ну ладно. Хорошо. Ты поесть-то будешь?

— Д-да, пожалуй, поем, — он сел на стул возле окна.

Варвара Федоровна подошла к холодильнику, достала оттуда колбасу и сыр, вынула из печки чугунок с тушеной картошкой, принесла с крыльца свежих огурцов. Она сразу заметила, что сын чем-то подавлен и волнуется. Это немного расстроило ее, несмотря на то что она была рада его приезду. «Может на работе что или с женой поругались». Она накрыла на стол и села напротив сына. Тот все так же сидел на стуле, боком к столу, думал о чем-то и нервно крутил в руках барсетку. Глаза на нее не поднимал.

— Случилось что, сынок? Что ты такой, лица совсем на тебе нет?

Он поднял испуганные, виноватые глаза на нее и сразу опустил.

— Да ничего, ничего, мама. Дай поем, устал я, — он взял ложку, наложил себе еду и начал есть. Но было видно, что кусок не лезет ему, что о еде он и не думает. Варвара Федоровна почувствовала тревогу.

— Леша, что случилось-то? — робко спросила она.

Алексей Николаевич не отвечал и ел, словно таким образом желал занять чем-то рот вместо разговора, но не из чувства голода. Варвара Федоровна молчала тоже, недоброе предчувствие у нее все усиливалось.

Наконец Алексей закончил есть, встал, подошел к рукомойнику и стал умываться. Вымыл руки, несколько раз умыл лицо и вернулся назад. С рук и лица его стекала вода, от этого вид его был совсем жалкий и потерянный. Он опять сел на стул, но все так же продолжал молчать, опустив глаза. Варвара Федоровна поняла, что случилось что-то действительно плохое. Она даже боялась уже спрашивать. Так прошло минут десять в молчании, только было слышно как тикают часы в комнате. Наконец Алексей Николаевич тяжко вздохнул и неуверенным голосом спросил:

— Ну как дела у тебя? Как здоровье?

— Хорошо, сынок, все хорошо. Спасибо, — тихо и ровно отвечала Варвара Федоровна.

Дальше разговор опять не пошел, и снова повисла тяжелая пауза. Алексей Николаевич поставил локти на стол, опустил на руки голову и медленно, с силой провел ладонями по лицу сверху вниз. После этого снова опустил голову в ладони и дальше так и сидел. Он несколько раз порывался сказать что-то, начать наконец этот разговор, но чувствовал, что не может. Хоть убейте его, не может. Так прошло еще минут десять. Наконец Варвара Федоровна сказала глухим, замирающим голосом:

— Леша, случилось что-то? Что-то ты мне рассказать приехал? Говори… я слушаю.

— Случилось, мама, — так же глухо отвечал Алексей Николаевич, убрав наконец руки от лица. Но на мать взглянуть не осмелился.

— Говори…