В конце концов парочка все-таки уехала, оглашая окрестности рычанием мотора. Наташа боялась, что теперь Покровский от нечего делать придет в кабинет и станет вымещать зло на ней, но он, к счастью, отправился к своим собственным бумагам, а она принялась ждать Ольгу.
Ольга не подвела — приехала вовремя и привезла две полные сумки вещей.
— Боже, — воскликнула она, когда Наташа в широких «физкультурных» штанах с начесом, майке «Советский спорт» и жутких тапочках появилась из-за кустов. — Кажется, с несексуальностью мы с тобой действительно переборщили.
— Мы с тобой? — переспросила Наташа. — Это все ты! Я в тот момент была недееспособна, а ты воспользовалась моим состоянием и сделала из меня.., болотное чмо.
Сбегав в дом и спрятав сумки в шкаф, Наташа отыскала Покровского на заднем дворе в плетеном кресле и сказала:
— Как мы договаривались, я уезжаю в город.
Приеду завтра утром.
— На чем? — спросил он, откладывая документы, которые просматривал, нацепив на нос очки. — Может быть, вам нужны деньги на такси?
— Благодарю, это излишне.
Наташа неожиданно поняла, что ей нравится дуться на него. Тем более что, несмотря на внешнюю невозмутимость, она чувствовала в нем раскаяние.
Генрих все еще оставался дома, и Наташа радовалась этому обстоятельству, потому что темнело поздно, а она очень боялась быть замеченной. Один раз наглая слежка сошла ей с рук, но это не значит, что во второй раз все получится так же удачно.
Отправив Ольгу домой, она засела в кустах неподалеку от беседки. Когда эконом отправится в путь по тропинке, она последует за ним, прячась за буйной садовой растительностью. Азор болтался тут же, вынюхивая что-то интересное у сливовых стволов и возле беседки.
На самом деле ей было чем заняться. Она решила закопать нож, которым ее чуть не убили. Завернула его в тряпочку и решила схоронить в укромном уголке сада. Она встала на колени и принялась палочкой копать ямку. Некоторое время сопела, потом подняла голову.., и увидела ноги. Это были мужские ноги — в серых брюках и черных ботинках с глупыми круглыми носами, такие уже сто лет никто не носит. Наташа вскинула глаза. Перед ней стоял Негодько. Стоял, заложив руки за спину, и пристально глядел на нее.
— Я от Парамонова, — быстро сказал этот тип, поняв, что она сейчас раскроет рот и окрестности огласит нечеловеческий крик. — Вы сами звонили и просили о помощи, так что не вопите, как Верная Рука — друг индейцев.
Наташа захлопнула рот, вскочила и попятилась.
— Боитесь? — ухмыльнулся Негодько. — Правильно делаете. За вами охотятся.
— А то я не знаю! — оторопело ответила она. — Но вы! Я думала, что это вы за мной охотитесь.
— Надо было сразу же меня выслушать, а не бегать от меня по всему городу. Я же приходил к вам на работу, потом отыскал вас в гостинице…
— А «хвост»? — напряженно поинтересовалась Наташа. — Тот тощий парень, с которым вы разговаривали возле гостиницы? Он тоже — от Парамонова?
— Ну нет, — хмыкнул Негодько. — Это курьер из газеты «Наш район», которого ваш приятель Петр Шемякин попросил понаблюдать за вами. На случай, если что случится.
— Ради репортажа о моей смерти, что ли? — не поверила Наташа.
— Я именно так и понял.
— О-о! — воскликнула Наташа. — Так это Шемякин был в той машине! И этот «хвост» именно ему докладывал, как дела. Каков, а?
Удивительно, но в последнее время она только и делает, что изрекает это «О-о!», потому что вокруг нее происходит такое, что и сказать-то, кроме «О-о!», больше нечего.
— Почему вы сидите в кустах? — спросил Негодько. — Ищете что-то?
— Сначала покажите документы, — ответила Наташа и отступила назад еще на два шага. — А потом я вам все расскажу.
— Я вам с самого начала хотел документы показать, — проворчал Негодько. — Но как только лез за ними в карман, вас словно ветром сдувало.
— Я думала, у вас там нож, в кармане. Дайте сюда удостоверение!
— Из моих рук, — не согласился он. — А то вы дамочка нервная, возьмете и что-нибудь вытворите.
— Я считалась очень спокойной дамочкой, — буркнула Наташа. — Еще совсем недавно поездка в парк аттракционов была для меня знаменательным событием. А теперь! Поглядите, во что я превратилась!
Она расставила руки, призывая Негодько посмотреть во что.
— Вот, — сказал он, показывая ей развернутое удостоверение. — Вы очень рассердили Парамонова, когда заявили, что я за вами гоняюсь и хочу застрелить. Кстати, вид у вас действительно убойный. Это маскировка?
— Не помогла мне маскировка. Сегодня ночью меня пырнули ножом.
— Куда? — оторопел Негодько.
— В туалетную бумагу. Сейчас я вам все объясню.
— Может быть, мы пойдем сядем? — предложил Негодько.
— Ни-ни, мне нельзя. Тут у меня пост. Вокруг такое творится!
Она стала взахлеб рассказывать ему о том, что увидела в доме Бубрика, и об убийстве бывшей жены Покровского, и о ботинках на дереве, и о заколке, которую вложили в майонезную банку и зарыли в саду. Негодько слушал внимательно, и его глазки блестели, точно мокрые черные камушки.
— Давайте сюда нож, — потребовал он, когда рассказ завершился. — Я его в свой футляр для очков спрячу.