Витражи конца эпохи. Сборник рассказов

Затем фрау Штейнберг пропала, и проем окна стал пустым. И дом быстро начал остывать. Лишь в отдельных местах еще было заметно рубиновое свечение, но вскоре обычный ночной дом ничем не отличался от почти таких же других, стоявших рядом. Из окна вылетела черная сова, исчезла в ночи, и окно само собой захлопнулось. Пропали также куриные лапки, кошачьи головы, клочки шерсти. Обычная ночь на улице европейского города. Уже светало.

Странная слабость внезапно навалилась на меня, но я еще контролировал себя. Но тут случилось то, что окончательно расставило точки над i. Я увидел на перилах балкона костлявые руки фрау Штейнберг. Руки смерти. Она легко подтянулась, как хороший гимнаст, и её лицо оказалось совсем рядом с моим. Её глаза уже не светились, а были черны, как два дупла

– Ты всё равно умрешь. А зло на земле будет жить вечно, даже если со мной что-нибудь случится. Но у нас будет честный поединок.

Старуха шепнула мне это на ухо, скрипуче засмеялась, обнажив гнилые десна, и упала вниз. Она была абсолютно не похожа на ту фрау Штейнберг, которую я видел вчера вечером. Наверное, сейчас предо мною предстала её первая, главная сущность.

Я почувствовал, что теряю сознание и стал медленно сползать на пол. Ромми нашла меня утром на балконе, голым, почти без признаков жизни.

У вас когда-нибудь поднималась температура настолько, что столбик термометра беспомощно упирался в последнюю отметку и был готов закипеть? Тогда вы не знаете, что такое болеть на самом деле. Три дня я валялся в постели, плохо соображая, что со мною и где я нахожусь. Я видел расплывающееся в тумане озабоченное лицо Ромми, физиономии еще каких-то людей. Один из них, как я потом узнал, был врачом. Он сказал, что у меня сильнейшая форма гриппа, что моя жизнь висит на волоске, но скорее всего, я поправлюсь, потому что молод и крепок. Кажется, мне сделали несколько уколов. К нашему с Ромми дому перестали приезжать работники коммунальных служб и почтальоны, потому что боялись подцепить заразу. Ромми спала внизу в холле, навещая меня раз по пять за ночь. Несколько раз мне чудилось, что будто бы фрау Штейнберг заходила в комнату, опрятная, угодная господу старушка и, жалостливо склонив голову на бок, осведомлялась о моем здоровье. Я с трудом разлеплял непослушные губы, но не мог произнести ни слова. Тогда она говорила, касаясь моего лба холодной рукой, словно лягушечьей лапой:

– Как тебе, дорогой, – умирать в двадцать шесть лет, а? Между прочим, скажу я тебе по секрету, жить хочется и в восемьдесят. Особенно если учесть, как много я для всех вас значу. Без меня вам было бы скучно, не правда ли? Какие новости вы любите больше всего, о чем чаще всего говорите? Ну, поспи, не буду тебя волновать. Всё равно ты – не жилец.

Я отвечал ей что-то по-французски и ватной рукой крестился, что её безумно забавляло. Фрау Штейнберг просто вся тряслась от хохота.

Она заходила в комнату раза три-четыре за сутки, днем и ночью, всякий раз после превращалась в гадкого городского голубя и вылетала в окно.

Конечно, ее появление в доме Ромми было бредом, галлюцинацией. Но разве это что-то меняет?

На четвертый день мне стало лучше и я, покачиваясь и морщась, как после сильнейшей пьянки, спустился вниз. Ромми не было – должно быть, она пошла в магазин. Какого же было мое удивление, когда я увидел через стеклянную дверь толстого неопрятного бомжа, клошара с длинными свалявшимися волосами, в широких облитых мочой штанах. Он, кажется, поджидал меня и жестами требовал пустить его в дом.

Я понял, что неспроста это человек рвется поговорить со мной, и открыл дверь.

Исполненный достоинства, он пригласил меня присесть рядом с ним на кожаный диван, как будто был хозяином дома, и произнес – трезво и рассудительно:

– Фрау Штейнберг должна умереть завтра, иначе будет поздно. Больше она не даст тебе шанса. Думаешь, случайно судьба свела тебя с Ромми и привела сюда? Ты должен сделать это. Ты мессия. Она олицетворение зла на Земле. Из-за нее происходили и будут происходить войны, революции, эпидемии и катастрофы. Ромми тебе поможет, она – наша.

Сказав это, человек дна спокойно удалился, оставив меня одного.

Я сам знал, что время пришло. Он только напомнил мне о том, что нельзя медлить.

Ночью мы с Ромми в последний раз любили друг друга, несмотря на мою еще не совсем вылеченную болезнь. Я ничего не сказал ей об утреннем пришельце. Зачем? Для нее наверняка это не было бы неожиданной новостью.

Когда она уснула, я вышел на балкон, как всегда. Ни стены, ни окна дома фрау Штейнберг не светились. Обычный дом – не богатый и не слишком бедный. Я подумал тогда, что может быть, не стоит никого убивать. Может быть, кто-то ошибся, и она самая обыкновенная бабушка, немного странная, но совсем не злая? Кто вправе выносить смертный приговор живому существу, даже если он посланник дьявола?

Но слишком много было поставлено на кон.

Жизнь и благополучие миллионов людей на Земле – это серьезно. Я должен был выдержать этот экзамен. Мой последний.