Витрины великого эксперимента

В октябре 1930 года начальник Отдела по приему иностранцев ВОКСа писал о тяжелом нервном напряжении, которое испытывал коллектив его организации. Иностранные гости хотели видеть все, связанное с первым пятилетним планом, включая заводы, фабрики, службы планирования. Однако в большинстве случаев советские экономические учреждения всячески старались избежать визитов иностранцев — отделу ВОКСа приходилось по десять — пятнадцать раз заранее звонить и «буквально умолять» о согласии устроить посещение, даже когда речь шла об именитых гостях^{330}. В 1936 году ЦК принял резолюцию, в которой работа «Интуриста» расценивалась как неудовлетворительная — отчасти потому, что приезжавших слишком много водили по музеям и «старым», традиционным достопримечательностям, но отчасти и из-за трудности убедить хозяйственные комиссариаты открыть для посещения промышленные объекты^{331}. Отсюда ясно, что «показу объектов» предшествовал их отбор, однако гостям демонстрировали не только те немногие объекты, которые специально для этого готовились. Из сотен регулярно посещавшихся достопримечательностей сравнительно небольшое число учреждений можно было назвать «витринными», т.е. такими, где все тщательно подготавливалось для приема групп гостей (как, например, это происходило в тюрьме Лефортово или в детской Болшевской трудовой коммуне ОГПУ). Более обширная группа включала учреждения, которые не предназначались напрямую для показа иностранцам (пусть даже те там иногда и появлялись), но должны были служить «образцовыми» или «образцово-опытными». Проекты великих строек и промышленных «гигантов» первой пятилетки были по сути демонстрационными, поскольку их монументализм с самого начала являлся политически мотивированным. В огромном большинстве объекты для политического туризма (включая образовательные и научные, медицинские и санитарно-гигиенические учреждения, такие как профилакторий для исправляющихся проституток, учреждения социальной сферы — санатории, колхозы, музеи, театры и многие другие) были попросту достаточно презентабельными, чтобы их одобрили для организованных визитов иностранцев.

По сравнению со списками мест, утвержденных к посещению особыми группами, списки одобренных объектов, которые могли различаться по принимающим организациям в зависимости от их связей с теми или иными комиссариатами, были гораздо длиннее и, разумеется, постоянно претерпевали изменения. Например, в 1930–1931 годах ВОКС включил в список более 300 «объектов показа». В 1935 году при ВОКСе создали специальный «протокольный» отдел для ведения списка и дальнейшего отбора объектов. Поскольку ВОКС, как и другие учреждения, принимавшие иностранцев, должен был — с большим трудом — получать разрешения комиссариатов на посещение контролируемых ими объектов, Отдел по приему иностранцев ВОКСа в 1931 году обратился к высшим партийным органам с просьбой о «нажиме» на ряд ведомств, чтобы те позволили посещения^{332}.

«Программы» посещений были значимым предметом политических решений и для важных зарубежных гостей и делегаций утверждались заранее. При этом изменения «программ» (так же, как и самих маршрутов путешествий) в зависимости от интересов и специальностей гостей были не только возможны, но и ожидаемы. Подобно всем важным международным делам, эти мероприятия должны были получить одобрение высшего партийного руководства. Например, в 1925 году численность и маршрут германской рабочей делегации, предложенные профсоюзами и Коминтерном, были одобрены Политбюро. В списке из четырнадцати московских фабрик и заводов, составленном Комиссией по внешним сношениям для посещения этой делегацией, лишь один бумажный завод значился как «образцовый»; другой объект — ведущая кондитерская фабрика «Красный Октябрь» — к тому времени уже стал гвоздем таких программ. Список предприятий Московской области, утвержденный для визитов иностранных делегаций в 1932 году, включал пять металлургических заводов, две текстильные фабрики, четыре химических завода и четыре железнодорожных предприятия. В том же году иностранцы, приезжавшие на празднование пятнадцатой годовщины Октябрьской революции, направлялись на три фабрики и в двенадцать «культурных учреждений», включая школу, больницу, совхоз и коммуну для исправления малолетних преступников им. Ф.Э. Дзержинского, которую в 1927–1932 годах возглавлял ведущий педагог сталинской эпохи Антон Макаренко^{333}. Плотное расписание заставляло иностранцев сосредотачивать внимание на презентабельных объектах, а подозрения некоторых гостей насчет потемкинских деревень можно было ослабить уже одним количеством экскурсий.