Viva Америка

Броневичок, словно брошенная великаном чугунная гирька, с ревом влетел в трутней. На бронестекла брызнул ихор и посыпались тела; мелькнула балка шлагбаума. Загрохотало, захрустело и зачавкало. Меня швырнуло на Фуза, и я ударил его головой в живот. Где-то в салоне пролетел кот, окруженный орбитальными кольцами из кусочков консервов.

Всё стихло — а потом броневичок начали раскачивать.

— Кто жив, обозначьте свое состоянием любимым словом! — прохихикал Лесли, вытирая кровь с лица и вставая из-за руля.

— Мулунгу! — отозвался Фуз.

— О-о, блин… — прохрипел я.

— Багет тебе в зад! — возмутилась Козетта, поднимаясь с пола.

— Заговор! — радостно сказал Лесли и довольно подытожил: — Расчет окончен! — Он выбил ногой покореженную дверку. — Впере-е-е-ед!

Почувствовав выдержанные на водке флюиды репеллента, трутни оголтело полезли друг на друга, пытаясь расступиться. Они кусались, брыкались, бились лбами, трусливо воняли токсином и слипались буркалами. Толпа сама себя валила и расползалась.

— Как неудобно-о-о! — прокричал какой-то трутень издалека.

— Неудобно яички на медосмотре показывать! — визгливо огрызнулся Лесли, выпрыгивая наружу с «HK MP5» наперевес. — Ржаной Алекс! Тапиока! На вас «Хлопушка»! Я и Бастьен прикрываем! Русский и филиппинец — вне зоны видимости!

— Улетели — и не обещали вернуться, — цинично заключила Козетта, беря кота на руки. — Тсс, котик, мы победим!..

Мы с Фузом закинули оружие на плечи и вынесли «Хлопушку». Запнувшись об переработанных броневичком трутней, мы засеменили за Козеттой и Лесли. Остальные трутни тем временем, словно на концерте для буйнопомешанных, стали пускать «волны», слюни и конвульсии по образовывавшемуся перед нами коридору.

— О-ля-ля! А у них, похоже, совсем мозгов нет, м-м? — недоуменно поинтересовалась Козетта. — Убили бы нас откуда подальше, отсосали бы свой «нектар», предотвратили бы взрыв!

— Не подсказывай им! — испуганно пропыхтел Фуз. — Не слушайте ее! — просительно обратился он к трутням. — И не отсасывайте у меня ничего, пожалуйста!

Неожиданно мы выскочили в созданный трутнями кружок, в центре которого с ножом в руке лягался помятый Эстрада.

— Дружище! — хрипло крикнул я.

— Мабухай![80] — обрадовался Эстрада.

— Обязательно побухаем! — оптимистично согласился я. — Дуй за нами!

— Дуть и бухать? — раздался где-то поблизости голос Януария. — Дуть не стану, а вот бухать — обязательно!

Откуда-то сбоку к нам выполз потрепанный Януарий, и Эстрада крепко его обнял.

— «Дрю-ю-южьба!» — воскликнул Эстрада.

— «И слю-ю-южьба!» — воодушевленно проорал в ответ Януарий. — Ну что? Понеслись с дымком по трубам?![81]

До входа в холм оставалось около ста метров. Заметив летавшие над холмом призрачные огни, похожие на желатиновые комки радужного света, я неуютно поежился.

— Развлеку вас! — вдруг авторитетно заявила Козетта, фотографируя бестолково отступавших трутней. — Знаете, как можно определить, что больше всего любит полная женщина — пирожные или оральный секс, м-м?

Мы против воли оживились.

— Спросить?

— Жениться на ней?

— Изучить ее личное дело?

— Положить на один поднос пирожные, а на другой…

Неожиданно мы уперлись в настежь распахнутые двери входа. Военная сталь, аварийные лампы, розовая жвачка — всё говорило о серьезности этих дверей.

Козетта поудобнее перехватила задремавшего кота и первой скользнула внутрь.

— Так как определить увлечение полной фройляйн? — радостно напомнил Лесли, спускаясь следом за Козеттой.

— Надо посмотреть на ее лицо… — загадочно сказала Козетта. — Если оно пышное — то дама любит пироженки; если оно стройное — то-о…

— О, о! Я понял! — обрадованно воскликнул Фуз. — Это потому, что ее мышцы шеи и головы по сравнению с телом больше работают, да?

— Да. А теперь обратите внимание на свои подбородки, — ехидно намекнула Козетта.

Мы растерянно остановились прямо на лестнице и с легкой паникой посмотрели друг на друга: лица у всех были стройные — даже у Януария в противогазе.

— И о чём это говорит? — неуверенно уточнил я.

— О том, что к мужикам эта шутка не подходит! — звонко рассмеялась Козетта и легко побежала дальше.

Под дружный взрыв хохота мы вышли в укрепленную стяжками пещеру. В ней — от цементного пола и до пятиметрового природного потолка — янтарным оком колыхался огромный портал. Исходивший от него сладко-медовый запах был тошнотворным, одуряющим, раздирающим ноздри и стягивающим лица в куриные жопки.

— Мать моя!.. — перекрестился Януарий.

— Наконец-то! — Я кое-как опустил свою часть «Хлопушки» и устало присел на канистру. — Дайте… дайте отдышаться! А затем сразу же вломимся к Кохту в прихожую, потычем его головой в мокрое место на ковре и побьем вешалкой!

Кот на руках Козетты недовольно заворчал.

— Что-то… что-то… прихватило… — вдруг прошептал Эстрада, хватаясь за грудь. — Видать, много выпил… Но я же… я же молод… и… и красив!.. — искренне удивился он.

После этих слов лицо филиппинца обрело цвет влюбленной жабы[82], а сам он упал. Его грудь вытолкнула последний воздух из легких и — замерла.

Януарий коршуном подскочил к Эстраде: