Вивиен Ли

Английским читателям могло бы показаться, что кто-то заинтересован в том, чтобы даже после смерти Вивиен Ли не считали великой актрисой. Преданный Оливье критик Ф. Баркер опубликовал некролог, который критик, не менее значительный, А. Дент называет «провокационным и вызывающим». Действительно, некролог Вивиен Ли превратился у Баркера в панегирик Оливье: «Случилось так, что один человек, который уже был великим актером, должен был реализовать ее амбиции. Она встретила Лоренса Оливье, когда они снимались в «Огне над Англией». Из этой встречи выросла любовная история, брак и превращение Вивиен Ли в актрису. Перед разводом с Оливье прошло двадцать богатых созиданием лет, по ходу которых он вдохновлял ее со всей своей великой энергией и энтузиазмом. Он шлифовал незначительный талант Вивиен, пока этот талант не расцвел со всем великолепием. Многого она достигла собственной решимостью и напряженным трудом, но она первая согласилась бы, что Оливье был Пигмалионом для ее Галатеи. Ее подняли до высоты, на которой она могла сыграть леди Макбет и обеих Клеопатр».

Год спустя А. Дент ответил Баркеру: «От всего сердца я соглашаюсь с книгой г-на Баркера («Супруги Оливье». —  В.У.) и со всем остальным в его некрологе. Но с сотней слов, которые я процитировал, я — скажем это помягче — совершенно несогласен. Я несогласен с этим отрывком фраза, за фразой и скажу, что устремления Вивиен были уже оформлены, когда она встретила своего «мужчину из мужчин». Что она уже проявила удивительный (а это далеко от незначительного) талант — например, в роли Скарлетт, не говоря о других. Что «отливка» ее таланта была делом и его и ее рук, а брак и их успех на сцене в течение почти двадцати лет не были заслугой одной стороны. Что она обладала — когда ей не мешала болезнь — по меньшей мере такими же «энергией и энтузиазмом», как и ее великий партнер. Что Вивиен была бы последней, а не первой, кто согласился бы с аналогией между скульптором и статуей, которая оживала, когда он ее целовал. Что она не была ни Галатеей для его Пигмалиона, ни Элизой для его профессора Хиггинса. Что здесь не место для аналогий и что в действительности она была рада быть просто Вивиен для ее Ларри, пока сердце ее не перестало биться».

10 августа 1967 года, в церкви св. Мартина-в-полях (во дворе ее десять лет назад собиралась демонстрация в защиту театра «Сент-Джеймс») состоялась панихида по Вивиен Ли. Аудитория — цвет английского искусства — собралась задолго, но раньше всех, за час до начала, внутрь вошел Оливье. В глубине, за колонной, он видел лица всех, кто пришел почтить память его второй жены, слушал отрывки из Библии, арии Генделя и искреннюю речь величайшего из современных актеров Англии Джона Гилгуда.

Это была прекрасная речь — артиста и писателя, друга и дипломата, старого и благородного человека. Гилгуд волновался, боялся быть неделикатным, но не мог промолчать:

«Первое время после утраты горячо любимого друга человек не в силах говорить об этом с другими людьми. Печаль — частное и личное чувство. По-своему, оно эгоистично: столько прекрасных минут, которые никогда не повторятся; столько утраченных возможностей выразить свою привязанность тому, кого нет; столько возмущения внезапностью; столько грусти, неожиданной и неутешной.

Говорить о Вивиен Ли перед людьми, когда она умерла еще так недавно, невыносимо трудно. Многие из вас знали ее гораздо ближе, но раз самые близкие ей люди просили меня отдать ей последнюю дань, я попытаюсь, по мере сил, сделать это.