Виза на смерть

— Я же говорю — три года. Уже большая. Все понимает.

— Да… — тихо сказала Женя и поставила чашку на стол.

4

Сорокалетие Лобова пришлось на третий день после убийства Хинштама, и юбилей отмечался, что называется, символически, у Сурина в кабинете. «Убийцу найдете — будем пировать, — заявил Богданов, мрачно оглядев своих подчиненных по окончании утренней оперативки, — а пока и думать не смейте». Собрались накоротке после ухода начальства — не столько, чтобы праздновать, сколько немного расслабиться, или, как говорил Сурин, «уколоться и забыться». Впрочем, забыться толком не удавалось — как ни пытались они увести разговор в сторону, он все время возвращался на интересующие всех предметы.

— Ты смотри, под это дело не замотай гуся, — сказал вечно голодный Марченко, закусывая печеньем, — а то я эти дела знаю. Стоит один раз перенести, как потом все, пиши пропало…

— Не боись, — отозвался Лобов, — моя Татьяна этого не допустит. У нее уже и гусь закуплен, да и к гусю кое-что…

— Эх-эх, — вздохнул Сурин, — когда это еще будет?..

— Тебе ж сказали — маньяка отловим, будем гулять. При слове «маньяк» все загрустили. Лобов поморщился, Марченко отвернулся к окну, а Гулин принялся сосредоточенно рассматривать кончик своей сигареты.

— Может, ящик включить? — предложил Сурин. — Хоть музыку послушаем…

— Какую музыку?! Будет тебе музыка… Сейчас девять — время новостей. Тебе сейчас расскажут, где раки зимуют…

— Да ладно! Не каждый же день они будут талдычить про Хинштама! Ты, кстати, Эрденко нашел?

— Найдешь его, как же… Этот Эрденко прожил по указанному адресу всего две недели, а потом скрылся в неизвестном направлении.

— Шабашит, небось, где-нибудь, ясное дело…

— Чего его искать? Он тут ни при чем — наш маньяк ему заплатил, чтобы он подключился по своему паспорту к сотовой компании, и все дела…

— Это не более чем предположение, — сухо сказал Гулин.

— Слушай, отстань, — отмахнулся Лобов. — Его хозяйка сказала, что у него сильнейший дефект речи, и вообще, по ее словам, он был слабоумный… Так что это ты брось…

Телевизор все-таки включили. Это был старенький советский «Рубин», ловивший всего два канала, но он был единственный на весь отдел, если не считать японского, который стоял в кабинете Богданова. До программы «Время» оставалось несколько минут, и на ОРТ заканчивался документальный фильм о завсегдатаях столичных ночных клубов. На экране мелькали знаменитости — мужчины и женщины — в экстравагантных туалетах.

— Ба, знакомые все лица!.. Юр, поди-ка посмотри! — позвал Сурин.

— Что там еще?

— Поди-поди! Глянь…

Лобов подошел к телевизору и уставился на экран.

— А-а… Понятно.

— Кто это? — вяло поинтересовался Гулин.

— Не знаешь Оксану Кульбиду? Ну ты даешь!

— На кой она мне? А, впрочем…

Гулин подошел ближе, глянул и отошел, ничего не сказав.

— Ну и как тебе? — поинтересовался Лобов.

— Она меня интересует не как женщина, а как свидетель по делу.

— О как! А как женщина она тебе, стало быть, не нравится? — возмутился Сурин.

— А чему тут нравиться?.. Волосы крашеные, грудь — силиконовая, вся — в автозагаре…

— Ты чего! Такие, как она, загорают на Багамах. Да и грудь у нее настоящая…

— Ты-то откуда знаешь?

— В тещином журнале прочитал.

— Там тебе напишут…

— Про нее попробуй напиши что-нибудь не то — в момент яйца отстрелят.

Гулин усмехнулся.

— Тоже мне, любовница Аль Капоне…

— Круче! Она, Андрюха, девушка самого Барсукова.

— А-а, понятно…

Гулин собрался зевнуть, но не успел и так и замер с открытым ртом.

— Погоди-погоди, это какого же Барсукова? Того самого, что ли?

— А ты знаешь какого-нибудь другого? Барсуков Игорь Александрович, старый знакомый…

— Ни хрена себе!

— Ты что, не знал?

— У меня тещи нет, и светскую хронику я не читаю.

— А зря!

Гулин не ответил. Он стоял посреди комнаты и о чем-то сосредоточенно думал.

— Слушай, Юра, — сказал он наконец, — дай-ка ты мне ее телефон…

Лобов хитро подмигнул Гулину.

— Все-таки решил познакомиться?

— Не смешно.

— Зачем она тебе?

— Ни за чем, — упрямился Гулин.

— А все-таки?

— Раз она любовница Барсукова…

— Ну и что? Ты же вроде подозрения с него снял?

— С него — да. Но не с нее.

— Слушай, Андрей, не сходи с ума. Она — известная модель. Каждый день мелькает в ящике. Ее каждая собака знает. Зачем ей красть ребенка, ты сам подумай? Что она, по-твоему, будет с ним делать? И потом, если он вне подозрений, то она — тем более. Как жена Цезаря.

— Видишь ли, я в отличие от тебя уверен, что все три убийства и похищение Маши Шрамковой связаны между собой. Как именно они связаны, я не знаю, но я в этом твердо убежден.

— Слушай, Андрей, ты часом не запутался? То ты нас всех уверял, что Мухин — главный неуловимый мститель. Потом ты признал, что он слабак и сыграл в этой истории роль марионетки, но что за его спиной стоит кто-то, кто…

— Повторяю — эти истории связаны. А раз так, я считаю правильным трясти каждого, кто так или иначе крутится в этом деле. А эта Оксана — крутится. И еще как.