Византийская астрология. Наука между православием и магией

По словам того же Продолжателя Феофана, брат Иоанна патрикий Арсавир владел роскошным поместьем у Святого Фоки в европейском предместье Константинополя. Патриарх построил там подземное жилище, куда можно было спуститься по длинной лестнице. «Это была его мастерская зла (εκεῖνο γοῦν αὐτοῦ πονηρὸν ἐργαστήριον): там он держал в качестве прислужниц монахинь и женщин, не потерявших красоты, с которыми предавался злу: теперь совершались там гадания с помощью гепатоскопии, леканомантии, колдовства и некромантии, а их использовал как сотрудниц и помощниц. Поэтому благодаря содействию демонов ему часто случалось предсказывать правду, причем не только Феофилу, но и другим своим единомышленникам». Другие историки Х в. добавляют, что загородный дом, где Иоанн вступал в контакт с демонами, был каменным и назывался Труллом, что, по-видимому, указывает на наличие в нем купола[228].

Доля инвективы в этом портрете слишком очевидна. Совершенно очевидна и ангажированность данных авторов. Действительно, все они без исключения были стойкими приверженцами иконопочитания, а после 867 г. стали сторонниками Македонской династии, свергнувшей династию Феофила. Это было той причиной, по которой они наделяли последнего патриарха-иконоборца самыми худшими чертами безбожника, какие предполагала его светская ученость. Сторонники Игнатия позже сделали то же самое с Фотием, также назвав его колдуном[229]: это было, по-видимому, самым верным способом запятнать репутацию противника, ставшего патриархом. Обвинение в колдовстве в случае с Фотием безосновательно. Обстояло ли дело иначе с Иоанном Грамматиком?

Описание его «мастерской зла», возможно, преувеличено, но совпадение свидетельств впечатляет: все они единодушно приписывают Иоанну Грамматику занятие гаданием, а некоторые упоминают и конкретно леканомантию. Обозначение Иоанна как «нового Аполлония» в почти современных ему источниках наводит на мысль о том, что инцидент с обезглавливанием статуи не был придуман Продолжателем Феофана, работавшим по заказу Константина VII Багрянородного столетие спустя[230]. Рассказ об этом инциденте интересен в разных отношениях. Хотя он представлен как пример колдовства и, следовательно, нечестия, автор не цензурирует и не высмеивает саму его процедуру; не сомневается он и в ее эффективности и даже стремится объяснить, как происходила операция по заколдовыванию (στοιχείωσις). Зло-употребление статуями как талисманами хорошо засвидетельствовано для Х в., равно как и для XIΙ. Известно только одно подобное событие, предшествующее тому, о котором рассказывает Продолжатель Феофана: согласно «Патриям», Михаил I Рангаве (811–813) отрубил руки Фортуне Города, «чтобы партии цирка не могли одолеть императоров»[231]. Возможно, стоит принять во внимание, что этот инцидент имел место примерно в начале карьеры Иоанна Грамматика.

Вера в апотропеическую силу статуй проявляется и в VIII–IX вв. Сила статуй и их интерпретация философами, как мы видели, были основной темой и «Кратких представлений из хроник». Материал этого сборника, усеянного заметками о памятниках Константинополя, вызывал много дискуссий, но до сих пор его не удалось окончательно истолковать. Это не путеводитель по памятникам Константинополя, но и не трактат об их апотропеическом значении, ибо значение это нигде не раскрывается. Скорее это попытка литературного заклинания: с одной стороны, заклинания загадочного прошлого, которое таят в себе памятники, а с другой стороны, тех рисков, которым подвергаются философы, пытающиеся это прошлое раскрыть. Тайна сохраняет свое очарование, чтобы философы могли сохранить тайну своей науки. Наконец, это текст, который дразнит нас в духе оракулов и пророчеств, и нужно проникнуться духом игры, чтобы полностью понять его. Другими словами, не следует покупаться на мнимые цитаты и корявый язык текста, считая его доказательством низкого уровня греческой культуры в «темные века». Церковная литература показывает, что на достаточно правильном греческом языке умели писать и задолго до «ренессанса» IX в. В любом случае, последние исследования доказали, что, хотя некоторые заметки в «Кратких представлениях из хроник» могут датироваться первой четвертью VIII в., сборник в целом был продуктом эпохи «ренессанса». Отто Крестен привел, на мой взгляд, неопровержимые аргументы в отношении даты его написания между 775 и 843 гг.[232], то есть в течение того периода, который во многом соответствовал времени жизни Иоанна Грамматика. Составитель сборника, похоже, был его современником, и для него интерпретация статуй была обязательной составляющей понятия «философ». В этой связи следует отметить, что хронист Георгий Синкелл дает несколько довольно благоприятных отзывов о личности Аполлония Тианского, последователя пифагорейской философии, который, как считалось, превзошел самого Пифагора[233]. Иоанн Грамматик, которого его противники сравнивали как с Пифагором, так и с Аполлонием, несомненно, был знаком с Синкеллом на момент написания хроники.