Византийская астрология. Наука между православием и магией

«Так Владыка всеобщий,

без предела природы

зиждя, правя, ведя всё,

соплетая, как знает,

в мудрых будит природах

восхищенье, служенье

этой всё сотворившей

славе, лучшее чадо!

„Бог твой“ дай Ему имя,

представляй же умом,

не печатая образ,

коль ошибок не хочешь.

Непостижный Он дух,

безымянное чудо…

мир и жизни Он держит

в хороводе всемудром,

в праведном провиденье» (170–183, 188–190).

Иконоборческая тенденция этого отрывка не ускользнула от комментаторов: Анастази даже приписал эту поэму автору VIII в., который якобы посвятил ее Константину V[325]. Но атрибуция Хиросфакту подтверждается свидетельством поэмы «Богословие», которая, как мы видели, четко настаивает на непостижимости Бога и невозможности представить Его иначе как в логосе созерцателя, который получает доступ к свету, изучая творение.

Сами по себе эти формулировки, конечно, совершенно православны: аналогичные мы встречаем в поэме Георгия Писиды[326]. Однако то, что не удивляет у автора VII в., удивительно после Торжества Православия, ставшего торжеством священных образов. Трудно поверить, что столь близкая к иконоборчеству идея появилась лишь после его поражения. Итак, можно предположить, что Хиросфакт позаимствовал ее у своих предшественников, философов Второго иконоборчества. Вот почему я вынужден утверждать, что в двух поэмах, обращенных к юному Константину VII, он передает суть идей Иоанна Грамматика и Льва Математика.

В любом случае, как и Лев Математик, он навлек на себя обвинения в эллинстве[327], хотя в своих сохранившихся трудах не прославляет и явно не цитирует светских авторов. Действительно, Арефа обвиняет его в том, что он предал своих друзей-язычников и представил себя богословом, подобно святому Григорию Богослову и другим Отцам. Из поэм Льва, если сопоставить их с критикой Арефы по поводу его утраченной гомилии[328], следует, что, коль Хиросфакт и был действительно виновен в эллинстве, подобно Порфирию и Юлиану, с кем он должен соединиться в адских пределах[329], то лишь в той степени, в какой он использовал Григория Богослова и Псевдо-Дио-нисия в качестве легитимных трансляторов неоплатонизма, который он не осмелился позаимствовать непосредственно у светских философов[330]. И дело здесь не в том, что у него не было книг последних, так как именно в это время было скопировано несколько платоновских трудов[331]. Он был не последним, кто использовал Псевдо-Дионисия для создания религии философа, некоей параллельной религии, — я думаю, что и не первым. Его «Богословие» напоминает Periphyseon Иоанна Эриугены, труд которого берет свое начало в списке Дионисиевского корпуса, отправленного в качестве дипломатического подарка императором-иконоборцем[332]. Кстати, тут можно вспомнить ту репутацию астролога, которой пользовался Ареопагит, по крайней мере среди тех, кто был готов в это поверить.