Византийская астрология. Наука между православием и магией

Действительно, в 989/90 г., т. е. во время, довольно близкое к его составлению, некий константинопольский астролог попытался установить связь между рождением Константинополя и землетрясением, которое только что разрушило две трети Города[404]. Это землетрясение произошло предположительно 25 октября 989 г., о чем сообщает Лев Диакон. Дэвид Пингри, издавший эту заметку, весьма правдоподобно приписывает тому же автору текст гороскопа Константинополя, сохранившийся в другом месте. Он также предполагает, что ошибочная атрибуция, данная Кедрином, — результат того, что его автор явно использует метод Веттия Валента. По словам Пингри, имя этого автора открывает нам заголовок заметки, данный редактором трактата, в котором она содержится: «Пример Демофила (ὑπόδειγμα Δημοφίλου)». Но Демофил — это точно не византийское имя. Это либо псевдоним, который взял себе некто, желавший скрыть свою профессию астролога, либо еще один пример путаницы между византийским автором данного примера и древним автором следующего метода. В любом случае следует подчеркнуть, что анонимный или псевдонимный автор астрологической заметки 989/90 г. и редактор — также анонимный — воспроизведенной Кедрином хроники жили в одно и то же время. Важно отметить, что землетрясение 989 г. считало возможным объяснить при помощи астрологии, и астролог, сформулировавший это объяснение, или кто-то из его знакомых считал себя обязанным дать астрологическое предсказание о судьбе Константинополя, которое соответствовало бы христианской эсхатологии. Это позволило научно подтвердить ту идею, что землетрясение 989 г. не было окончательным и что было время подготовиться к великому землетрясению, которое поглотит все, как и предсказывалось в популярных апокалипсисах, например, в том, который незадолго до этого был включен в «Житие Андрея Юродивого». Другими словами, нужна была уверенность в том, что недавнее бедствие не предвещает конца света в 992 г. или конца Константинополя в 996 г., когда общее количество лет с момента основания города достигнет 666 — числа зверя из Апокалипсиса (Откр. 13, 18).

«Гороскопы», которые передает Кедрин, хотя и фиктивны cо всех точек зрения, тем не менее свидетельствуют о стремлении придать научный облик предсказаниям библейского происхождения: тогда искали согласия, а не несоответствия между временем астрономов-астрологов и христианским представлением об истории. Астрологи и представители Церкви сотрудничали в такой мере, чтобы состряпать эту смесь из угроз и утешения, точности и неясности, в соответствии с рецептами литературы пророчеств.

Мы находим отражение этого симбиоза у автора, который дает нам наиболее ясное свидетельство апокалиптического беспокойства, вызванного катастрофами конца X в. в Византии, — у Льва Диакона[405]. Рассказывая о землетрясении, произошедшем в 967 г., Лев отвергает его научное объяснение, которое он называет «мифологией… математиков» и согласно которому катастрофа была вызвана подземными парами[406]. Но в рассказе о комете 975 г. он не критикует стремление истолковать данное явление как предзнаменование: по его мнению, оба ученых злоупотребили своими знаниями потому, что дали ту интерпретацию, которая была удобна императору, а не ту, которая соответствовала их искусству (τέχνη).

Итак, для Льва небесные явления несут в себе некое значение, и искусство их истолкования — совершенно законная наука. Хотелось бы знать, как он и практиковавшие эту τέχνη оправдывали ее. Использовали ли они аргументы, с которыми мы сталкивались в трактатах? Или позволяли себе ею заниматься, не слишком углубляясь в ее принципы? Во всяком случае, важно было заручиться согласием придворных интеллектуалов и Великой церкви. И тогда можно было пренебречь критикой зелотов.