Византийская астрология. Наука между православием и магией

Рассуждения Мануила положили бы конец дискуссии, если б они были надежно подкреплены библейскими и святоотеческими свидетельствами. Но обращение к христианской традиции — слабое место его аргументации. Он пытается релятивизировать осуждение астрологии Василием Великим, которое невозможно было подвергнуть сомнению. Он принуждает тексты и даже мысли Анастасия Синаита и святого Иоанна Дамаскина стать своими сообщниками. Он цитирует некое предсказание «епископа Патарского», которое может принадлежать только Псевдо-Мефодию, но его знаменитое «Откровение» не содержит ничего астрологического. То же самое относится и к «оракулу», высеченному на саркофаге, о находке которого сообщается без указания на источник этой информации — «Хронографию» Феофана. Подобная анонимность касается и тех хронистов, из которых Мануил черпает свои примеры благословленных Богом астрологов: сына Адама Сифа, наученного ангелом; Авраама, пришедшего через изучение небес к познанию Творца; Веттия Валента, которому «апостол» Константин Великий поручил составление гороскопа Константинополя; «некий архиепископ Фессалоники», который благодаря своей на-уке предсказал время сева после засухи. В этом примере подразумевается не кто иной, как Лев Математик, а значит, аргументация Мануила опускается до низшего уровня: удалив имя светского философа, ставшего иконоборческим иерархом, Мануил рисковал показаться совершенным невежей или обманщиком в глазах тех, кто читал Продолжателя Феофана или пользовавшихся им историков.

Михаил Глика. Критика не заставила себя ждать. Она пришла со стороны Михаила Глики, известного нам также как автор обращенной к императору поэмы на народном языке, хроники и многочисленных ответов на богословские вопросы, которые ему задавали различные представители византийской элиты[578]. Его слава ученого объясняется той эрудицией и проницательностью, которые проявляются во всех его трудах. Действительно, ясной критикой источников он демонстрирует свое превосходство, опровергая тезисы императора в «антиапологии» трактата Мануила[579]. Он знает больше текстов, которые читает внимательней и цитирует точней. Так, он обращается к святому Иоанну Златоусту, чтобы показать, что Вифлеемская звезда была экстраординарным феноменом, и что, если Бог и использовал ее, дабы привести волхвов в истине, то Он отказался от нее, как только они ее постигли, а затем общался с ними через ангела[580]. Глика утверждает, что не сведущ в светской науке, но это не мешает ему цитировать Птолемея[581]. Его презрение к исследованиям Мануила пронизано совершенно очевидной иронией: Глика рискует утонуть в глубине мыслей императора; его список трудов такого-то Отца, вероятно, неполон, потому что он не находит в ней того, что цитирует император; пусть император придет ему на помощь, ибо он пребывает в великом смущении. Он не боится даже такой логики, которая делает смешным астрологическую интерпретацию Рождественской звезды: если эта звезда показывает сущность астрологии, то не следует ли признать в голубе, явившемся при Крещении, оправдание орнитоскопии, и почему воскресение мертвых не может быть основанием для некромантии? Итак, обладая большой эрудицией, критическимумом и язвительным сарказмом, Глика подрывает основы аргументации императора, показывая, что авторитеты, на которые тот ссылается, — это либо фантомы, либо свидетельства в пользу противоположной стороны. Наиболее яркий пример касается тут, несомненно, случая с иконоборцем Львом Философом, который был астрологом вопреки канонам, запрещающим клирикам становиться «математиками» и колдунами. Он подчеркивает два важных момента: 1) воспроизводя святоотеческую экзегезу, объясняет астрологию «хороших» библейских астрологов, Авраама и волхвов, как некую стадию, которую они преодолели, познав истинное Божество; 2) обращает против Мануила пример с гороскопом Константинополя: утверждение, что он был составлен на самый благоприятный для судьбы Города момент, противоречит тезису о том, что звезды — всего лишь знаки. В любом случае этот гороскоп оказался неверен, так как Город пережил предсказанный ему срок в 696 лет[582].

Кроме того, Глика находит множество аргументов в опровержение другого тезиса, которого нет в сохранившемся тексте Мануила, но который, по-видимому, изначально в него входил. Речь о том, что Бог, создавая Вселенную, основал ее в знаке Рака, тем самым предопределив дела земного мира всемирным гороскопом[583]. Когда творение началось в первый день, звезд и, следовательно, Зодиака еще не существовало. Даже если предположить, что Бог поступил так, очевидно, что Он предвидел распад мира в конце времен, и ясно, что не существует распада без восстановления (ἀνακαινισμός, ἀποκατάστασις).