Вижу цель

– И в истерику ты не впал.

Как ни крути, она была права. Ее он заподозрил в склонности впадать в истерику, а скажи о нем самом кто-нибудь что-нибудь в этом роде? Оскорбился бы, наверное, рассвирепел и был бы в своем праве. Однако, когда это коснулось Анны, он не задумываясь предположил, что она недостаточно крепка духом, и это, если подумать, более чем естественно. Сколько ни пытайся относиться к женщине как к равному партнеру, все равно рано или поздно ты почувствуешь дистанцию, потому что у мужчин и женщин разные рефлексы, и с этим ничего не поделаешь. Мужчины – агрессоры, женщины – жертвы, такова природа вещей. Генетику ломать под вызовы эпохи – тот еще труд!

– Так что там было? – спросил после короткой паузы, потребовавшейся ему, если честно, чтобы преодолеть собственное высокомерие «героического на всю голову самца».

– Был приказ поддерживать непрерывный огонь…

Эрик на больших кораблях никогда не служил, – бой в системе Эно, когда он четверть часа пилотировал крейсер, не в счет, – тем более он не был знаком с работой артиллерийских башен.

– Я командовала башней второго ранга, – объяснила Анна, как видно, хорошо представлявшая себе обстоятельства Эрика. – В такой башне, Эрик, три импульсных орудия средней мощности. Стрелять одновременно они не могут, поэтому работают поочередно с краткими интервалами, создавая то, что называется «боевой ритм». Темп стрельбы может быть нормальным, – пауза в шесть секунд для каждого орудия в отдельности, быстрым – четыре секунды, и очень быстрым – всего две секунды. Поддерживать огонь максимальной интенсивности крайне трудно, а когда по тебе стреляют в ответ… Кажется, все снаряды летят прямо в тебя. Весь огонь противника сосредоточен на одной тебе. А у нас в башне аккумуляторы большой мощности, если прилетит, сам понимаешь, мало не покажется!

Эрик понимал. Как ни мало он знал о службе на тяжелых кораблях, все-таки, являясь офицером флота – да еще и в военное время, – сложно совсем уж не разбираться в такого рода вещах. Любое попадание в башню – беда, попадание с пробитием брони внешнего и внутреннего коконов почти в восьмидесяти процентах случаев приводит к подрыву аккумуляторов. А это уже катастрофа, потому что сразу же вслед за попаданием следует мощный взрыв. Поэтому «контроллер рисков» при очевидной угрозе взрыва «накопителей» мгновенно отстреливает орудийную башню к чертям собачьим, и даже, если расчет при этом каким-то чудом уцелел, вернуться на крейсер своими силами артиллеристы не смогут, а автономность башни, как потерявшего ход летательного аппарата, минимальная…

– Продолжай! – предложил Эрик. – Что там у вас случилось?

– Получили оплеуху, – тяжело вздохнула Анна. – Без пробития, но очень близко к тому. Ну младшие чины сильно испугались, все-таки ощущение не из приятных. Сообразили, чем могло закончиться, испугались и драпанули…

– Все? – не поверил своим ушам Эрик.

Представить себе, что кто-то из экипажа ракетоносца запаниковал во время боя и оставил свой пост, он попросту не мог. Но, с другой стороны, куда ты денешься с прущего в атаку ракетоносца?

– Трое из пяти.

Что ж, вот теперь все встало на свои места. Анна осталась в башне с двумя младшими чинами и, несмотря на это, продолжала вести бой, поддерживая высокий темп стрельбы.

«Ну, что за жмоты! – покачал мысленно головой Эрик. – За такое могли бы и орденом наградить… Или нет…»

В конце концов, правда заключается в том, что, когда идет бой, тебе не до того, чтобы думать о наградах. Тем более о них не думают до того, как грянули первые выстрелы, и уж точно не после того, как, выйдя из-под огня, ты понимаешь, что уцелел. Разумеется, все мы люди, и никому не возбраняется помечтать о славе, чинах и наградах, но мечта одно, а жизнь флотского офицера – совсем другое. Ею управляют иные императивы. Воинский долг, офицерская честь и флотский гонор – все это отнюдь не пустые звуки. А в бою тобой руководят упорство, переходящее в упрямство, азарт, превращающийся в боевое безумие, и воля, которая, по идее, должна умереть вместе с тобой. Раньше Эрик об этом как-то не задумывался, потому что, не имея склонности к рефлексии[49], он просто ни разу не попытался осмыслить то, что делал на войне. Даже рассказывая об этом другим, он обращался обычно к внешней, фактической стороне вопроса, а не к осмыслению прожитого и пережитого. Но вот сейчас, думая об Анне и о том, что она точно такой же офицер флота, как и он сам, Эрик впервые осмысленно, а значит и трезво, посмотрел на свою жизнь на войне.

«Такой же офицер флота… Такой, да не такой…»