Визитёр из Сан-Франциско

– Мне сделали предложение и, ради вас, я его принял.

– Постой-постой, – не уверено проронила Анна, – кто сделал?

– Большевики.

– Ты перешёл к ним? – прошептала супруга, прикрыв ладонью рот, будто боялась, что кто-то услышит их разговор.

– Ну да, – он пожал плечами – перешёл. А что?

– То есть ты будешь теперь убивать таких, как муж моей подруги? – одними губами прошептала жена.

Мяличкин не отвечал.

– Папа, да как же это? – растеряно развела руками дочь. – Они же ходят по городу шайками, грабят всех… Это же бандиты, папа. И ты с ними?

– Ну хватит! – не вытерпел он и поднялся. – Давайте ужинать. Я весь день ничего не ел. А после ужина и поговорим. Обещаю ответить на все ваши вопросы…

«Потом переехали в Москву, – вернулся к размышлениям Мяличкин. – Жена смирилась. Сначала жили в гостиничном номере, а позже дали комнату в коммунальной квартире. Словом, были как все. Дочь замкнулась в себе. С утра до вечера читала книги и учебники, готовясь к экзаменам. И я втянулся: ездил по фронтам, допрашивал, вербовал и бывало, в исключительных случаях, приговаривал к расстрелу. Конечно, по сравнению с прежней службой, большевики были на порядок жёстче, циничнее и беспощаднее. Но что поделаешь, гражданская война всегда кровавая и безжалостная. В разведке вообще, а в военной, тем более, не принято миндальничать и проявлять благородство. Это не воздушные бои недавней Великой войны, в которых авиаторы не расстреливали в воздухе уже горящий аэроплан противника».

Он достал папиросу и закурил. Дым стелился под потолком, не находя выхода. Но вот подул с улицы ветер, и сизый дымный клубок потянулся к окну с надетым на него железным намордником. «Следователь Райцесс прав лишь в том, что смысла ликвидировать ту симпатичную горничную из «Петербургской гостиницы» в Таллине не было. Вся беда в том, что я хотел доказать Ардашеву, что давно превзошёл его… Но не получилось. В итоге Клим Пантелеевич оказался прав: для большевиков я чужой. Самое страшное для человека – потеря самоуважения. А я дважды предал офицерскую честь. Первый раз, когда смалодушничал и перешёл к большевикам, а второй – сейчас, когда этот жирный боров заставил меня сознаться в том, чего я не совершал. Слишком быстро я согласился. Но, что если угроза расправы с женой и дочерью – это правда? Окажись на моём месте любой другой человек, разве бы он поступил иначе?»

Папироса потухла, и бывший полковник Генерального штаба вновь вспомнил рассказ жены двухгодичной давности о своей подруге, которая вместе с мужем собиралась на Дон, чтобы воевать с красными. «Интересно, – подумал он, – жив ли сейчас тот самый полковник или давно убит где-нибудь под Ставрополем или Новочеркасском?».

Бывший начальник сектора третьего отдела Региструпра РККА положил на стол спички и последнюю папиросу, потом вынул из кармана осколок линзы, найденный в комнате для допросов, и принялся быстрыми движениями затачивать один край о стену. Через пять минут он стал острый, как опасная бритва. Он оторвал от исподнего левый рукав и, перевязав его выше локтя, начал усиленно работать кистью. Вена надулась жирным червяком, которых в детстве он находил под камнями после дождя. Заточенный край линзы легко разрезал «червячное» брюхо. Брызнула тёмно-красная и тёплая струя. Кровь стала фонтанировать сильнее. Когда ноги оказались посередине кровяной лужи, он закурил папиросу. И дым, тот самый дым, который ещё недавно искал под потолком выход на волю, теперь висел облаком прямо перед лицом. Облако хмурилось и грозило пальцем, пытаясь что-то ему сказать, но он уже ничего не слышал, а лишь улыбнулся и махнул ему на прощанье рукой.

Акт о смерти подследственного Мяличкина Константина Юрьевича тюремный врач составил утром, когда за арестантом пришёл конвой. В нём значилось, что смерть арестанта наступила в результате обильной кровопотери.

Глава 13 Беда

Из гостиницы «Де сакс» Ардашев возвратился в агентство один. Войту он отправил к инспектору Яновицу, чтобы узнать результаты химической экспертизы содержимого желудка покойного Алана Паркера.

Контора «1777» оказалась закрытой. Клим Пантелеевич отворил дверь и вошёл. В кабинете на столе лежала записка: «Клим, у нас гость из Ставрополя. Мы тебя ждём. Марию я послала на рынок, потому что у нас закончились продукты. Вероника». «Надо же! – подумал Ардашев – гость из Ставрополя! Кто бы это мог быть?».

Привыкший к любым жизненным сюрпризам, резидент ВСЮР[26] в Европе почувствовал, как забилось сердце. «Да! Ставрополь. Всего десять букв в слове, а как оно волнует!». Он закрыл входную дверь и направился в парадное. Квартира Ардашевых располагалась в этом же самом здании, известном пражанам, как «Дом у Ротта», на втором этаже.

Не успел Клим Пантелеевич докрутить до конца ручку механического звонка, как Павел отворил дверь.

– Папа-папа, у нас гость! – радостно сообщил мальчик.

Вешая в прихожей одежду, Ардашев обратил внимание на чужое, поеденное молью и временем, осеннее пальто.