Читаем Визуальная культура Византии между языческим прошлым и христианским настоящим. Статуи в Константинополе IV–XIII веков н. э. полностью

В «Истории» Феофилакта Симокатты – одном из важнейших источников о жизни Византии VI века – есть один интересный эпизод. В книге 8, где речь идет о смерти императора Маврикия, также упоминается «достопамятное событие, весьма заслуживающее записи на досках истории» [Симокатта 1957]. Некий каллиграф из Александрии якобы возвращался домой с ночного пиршества, и «он оказался в Тихее – так называлось одно очень известное место в Александрии – и увидел, как наиболее известные статуи, сойдя с пьедесталов и обратившись к нему, очень громким голосом назвали его по имени и все вместе отчетливо рассказали ему, какое несчастье случилось в этот день с императором Маврикием» [Там же]. Пораженный каллиграф передал это сообщение властям. Когда оно добралось до наместника Египта, тот запретил каллиграфу рассказывать «кому бы то ни было другому эти таинственные рассказы о столь необычных делах». Девять дней спустя прибыл гонец с известием об убийстве Маврикия, и когда наместнику «стало известно то, о чем еще раньше объявили статуи, или, правильнее сказать, демоны, он торжественно обнародовал это предсказание, поставил перед всеми этого каллиграфа и указал на него как на автора этого рассказа» [Тамже].

Есть несколько причин рассмотреть этот рассказ подробнее. Так, наместник Египта оказывается родственником Феофилакта – следовательно, семья хрониста занимала в Египте высокое социально-административное положение [Там же]. Не менее интересным выглядит акцент на предсказании смерти Маврикия, поскольку подобные пророчества могут служить доказательством того, что покойный был святым. Человек, публично объявивший о предсказании, был родственником Феофилакта: он как бы становится представителем хрониста и создает историю, подтверждающую святость Маврикия [Там же]. В сокращенной форме этот рассказ повторяется в хронике Феофана Исповедника, датирующейся IX веком [Феофан Исповедник 1884].

Здесь прослеживаются характерные для статуй тропы, с которыми мы познакомились еще в «Кратких заметках» и «Патрии». В центре истории находится пророчество о судьбе императора, хотя в данном случае оно звучит ровно в тот же момент, когда в Константинополе разворачиваются кровавые события, практически синхронно. Но еще интереснее, что статуи как будто разыгрывают сцену гибели императора и его семьи. Каллиграф видит, как «наиболее известные статуи сходят с пьедесталов» [Симокатта 1957]. Если Маврикию отрубили голову, а его тело бросили в море, то знаменитые обитатели Тихеи Александрийской тоже теряют свое величие: они спускаются с пьедесталов, описывая горькую судьбу императорского семейства. Можно сказать, что поведение статуй отражает их связь со счастьем и несчастьем императора, и это выглядит странно.

В хронике Феофана Исповедника упоминаются и статуи (в эпизоде с пророчеством, описанном выше, и не только), и иконы, о чем следует поговорить подробнее. Феофан был игуменом и, возможно, в эпоху иконоборчества вступил в конфликт с властями. В своей хронике он подробно описывает многочисленные уцелевшие и утраченные произведения[109]. Одна из наиболее интересных глав его повествования относится к событиям 6099 года от сотворения мира. Все начинается с того, что тиран Фока отдает свою дочь Доменцию замуж за патриция Приска. В честь свадьбы были организованы скачки. Далее начальники обеих факций «между статуями царскими на четырех колоннах выставили увенчанные лаврами статуи Приска и Доменции» [Феофан Исповедник 1884], и это привело Фоку в такую ярость, что он «обнажил» начальников факций на Ипподроме и приказал их казнить.

Но прежде сей казни спрашивал у них чрез прокурора: с чьего позволения они это сделали? Те отвечали, что шашечные игроки обыкновенно так делают. <…> У игроков спросили: для чего они это сделали? Они отвечали: «Поелику Приск и Доменция называются царскими детьми, то мы и сделали это сами собою». <…> Поелику народ требовал помилования им, то царь Фока простил их.

Приск пришел в ужас от гнева Фоки и больше никогда не поддерживал своего тестя.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
60-е
60-е

Эта книга посвящена эпохе 60-х, которая, по мнению авторов, Петра Вайля и Александра Гениса, началась в 1961 году XXII съездом Коммунистической партии, принявшим программу построения коммунизма, а закончилась в 68-м оккупацией Чехословакии, воспринятой в СССР как окончательный крах всех надежд. Такие хронологические рамки позволяют выделить особый период в советской истории, период эклектичный, противоречивый, парадоксальный, но объединенный многими общими тенденциями. В эти годы советская цивилизация развилась в наиболее характерную для себя модель, а специфика советского человека выразилась самым полным, самым ярким образом. В эти же переломные годы произошли и коренные изменения в идеологии советского общества. Книга «60-е. Мир советского человека» вошла в список «лучших книг нон-фикшн всех времен», составленный экспертами журнала «Афиша».

Александр Александрович Генис , Петр Вайль , Пётр Львович Вайль

Культурология / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное