Визуальная культура Византии между языческим прошлым и христианским настоящим. Статуи в Константинополе IV–XIII веков н. э.

Здесь автор старается реконструировать внешний вид статуи, которая стояла на вершине колонны[104]. Судя по описаниям и трактовкам, и то и другое наверняка выглядело крайне внушительно. Учитывая высоту, на которой они были расположены, только человек с идеальным зрением мог бы рассмотреть все детали, однако и основных черт было достаточно, чтобы жители и гости столицы смогли сформировать вокруг них соответствующий нарратив. Я, однако, полагаю, что приведенный выше отрывок из Малалы ценен не только тем, что из него можно узнать некоторые иконографические данные о статуе: автор также описывает другой конец колонны, т. е. ее основание. Мало кто из ученых обращал внимание на этот нюанс. Итак, два противоположных конца колонны отмечают две важнейшие точки: одна вознесена в небо, другая скрыта глубоко под землей. Объединяя два объекта, которые на первый взгляд кажутся далекими друг от друга, колонна служит воплощением новой римской столицы. Интересно, что эта идея не связана ни с каким персонажем из христианской мифологии.

В византийских текстах, описывающих архитектуру, колонны встречаются повсеместно. Будь то искусно выполненные колонны в церкви Св. Евфимии в Халкидоне, описанные Евагрием, или колонны в соборе Эдессы, символизировавшие колена Израилевы, Голгофу и апостолов, или колонны в храме Святых Сергия и Стефана в Газе, о которых рассказывает Хорикий, или «танцующие» колонны Святой Софии, так заворожившие Прокопия[105], – они как будто играли особую роль в храмовой и светской архитектуре и воспринимались как нечто само по себе удивительное и прекрасное. Даже если колонна существовала вне церкви, ее все равно считали красивой и драгоценной. Константинополь был одним из весьма немногочисленных городов, – возможно, единственным в Европе помимо Рима, – который мог похвастаться огромным количеством таких отдельно стоящих колонн[106]. В стихотворении Константина Родосского (X век) описание города начинается с восхваления его статуй и колонн, причем семь из них автор называет «чудесами» [Constantine of Rhodes 2012]. Даже экспаты наподобие Мануила Хризолоры восхищались многочисленными константинопольскими колоннами, которые служили местным жителям и гостям столицы в том числе для ориентирования (см. эпилог). Колонна служила неотчуждаемым маркером и самого города в целом, и его внутреннего пространства. Это очевидно из двух визуальных документов.

Первый – это Пейтингерова скрижаль, копия позднеантичного артефакта, созданная в XII веке. Это схема римских дорог, где изображены также некоторые города. Подробнее всего изображены Антиохия, Рим и Константинополь. У каждого из них есть своя персонификация, сопровождаемая архитектурным символом – характерной достопримечательностью города. Персонаж, представляющий Константинополь, указывает на ступенчатую колонну, увенчанную обнаженной статуей, которая держит копье и шар (рис. 3.2). Принято считать, что художник изобразил статую и колонну Константина, тем самым прежде всего подчеркнув статус Константинополя как столицы империи [Grig 2012:31–52]. Второй документ – карта Константинополя работы Кристофоро Буондельмонти, которая находится в его труде «Liber Insularum Archipelagi» (рис. З.З)[107]. Здесь город усыпан церквями. Однако помимо них мы обнаруживаем не менее семи монументальных колонн (из которых две возвышаются в северо-восточном углу), и лишь одна из них увенчана крестом – все остальные лишены украшений, и тем сильнее воспринимается их лаконичность.

Даже когда на вершине колонны установлена драгоценная ноша (например, статуя императора), это никак не мешает прохожему рассматривать основание. Так, колонна Константина возвышалась над бесценным сокровищем – палладионом, который император, очевидно, втайне увез из Рима. Не суть важно, правдив ли рассказ Малалы. Нас интересует, что колонна подверглась мифологизации и оказалась единственным сооружением, снабженным двумя комплектами трехмерных изображений – по одному на каждом конце. На вершине колонны стоит статуя императора, заметная издалека, а под основанием погребен палладион. И хотя он был скрыт от взгляда, молва о нем все равно звучала достаточно громко, чтобы до нас дошли отголоски в нескольких сохранившихся текстах. Фигура императора была высечена из камня, а палладион – из дерева. Если колонна подчеркивает разницу в материале, из которого сделаны эти два объекта, и в их расположении (на что намекают авторы источников), то вместе с тем она подчеркивает концептуальное сходство между статуей императора и палладионом и служит соединяющим их мостом. Это сооружение объединяет два объекта, один из которых – палладион – еще и считался могущественной реликвией. Таким образом, колонна утверждает оба типа образов – статую и реликвию – как неотъемлемые маркеры Константинополя, и статуя при этом отвечает за формирование визуальной стороны города.