Визуальная культура Византии между языческим прошлым и христианским настоящим. Статуи в Константинополе IV–XIII веков н. э.

В этом эпизоде (позаимствованном, как утверждает Малала, из «Археологии» ученого Иосифа) вырисовываются некоторые характерные для хроники в целом тропы, связанные с камнем, резьбой и статуями. На камне высечено знание о небе, переданное от просвещенных предков. Камень переживает многие тысячи лет; он крепче глины и лучше противостоит разрушению. Однако и глина по-своему ценна, ибо если камень передает сокровенные знания прошлых веков, то глина – или субстанция, на нее похожая, т. е. земля, – служит основой самого человечества, поскольку именно из этого материала Бог сотворил Адама. К концу первой книги Малала окончательно формирует свою материальную телеологию: в тексте появляется Гефест, который, по словам автора, был обожествлен за то, что научил человечество создавать инструменты и оружие из железа, «ибо прежде его времени люди воевали дубинками и камнями» [Там же]. Заменив старый материал новым, Гефест принес людям «силу и безопасность». Однако если камень и уступил первое место железу – по крайней мере, на войне, – его все равно продолжают использовать. Камень и железо можно подчинить, чтобы изготавливать из них различные предметы. И тот и другой материал используются для создания трехмерных изображений.

Еще один аспект материальной культуры, который Малала прослеживает сквозь время, – это надписи на камне и не только. Он непосредственно связан с идеей долговечности, воплощенной в статуях, которые в древнем мире устойчиво ассоциировались с письмом и памятью. Эта связь была такой прочной, что надолго пережила саму Античность. Именно поэтому Аммиан Марцеллин критикует римских сенаторов за то, что они воздвигают собственные статуи, тем самым надеясь обрести бессмертие. Когда Квинт Аврелий Симмах упоминает, что статуя, воздвигнутая Феодосию Старшему римским сенатом, «прославит его среди имен древности», он открыто приписывает скульптуре харизму былых времен и при этом утверждает, что в качестве статуи человек присоединяется к элитному – и вечному – клубу Античности[103]. Марселлин и Симмах определенно понимали, что и статуям рано или поздно придется исчезнуть: что их разрушат или используют для создания других статуй, а на их пьедесталах появятся новые надписи. В процессе переработки, стирания, замещения и сопоставления старых и новых надписей на монументах как будто рождалась особая, характерная именно для Поздней Античности «эпиграфическая культура» [Machado 2012: 243–249]. И все же ни одна из этих практик не смогла нарушить ту связь между памятью, надписью и монументом, которая существовала в античном мире.

Вернемся к тому, что об этом думал Малала. После смерти над могилами его героев воздвигают монументы с надписями. Над могилой Пика-Зевса на острове Крит якобы высечены следующие слова: «Здесь лежит Пик-Зевс, которого также называют Дий» [Малала 2016]. Тело Ганимеда покоится в гробнице, где написано: «Трос, царь Азии, посвятил Зевсу, вместе с жертвой, своего сына Ганимеда, который лежит здесь» [Там же]. В соответствии со стандартными эпитафиями греко-римской Античности, в этих надписях содержится информация о месте, личности погребенного и его божественном покровителе, а во втором случае – и о дарах, которые его отец принес богам. Однако характерно, что у Малалы эти эпитафии приводятся в историографическом контексте. Могила Пика-Зевса была описана «Диодором, образованнейшим из летописцев», а могила Ганимеда – «Дидимом, историком и хронистом», и подразумевается, что Малала создал свою хронику на основании их текстов. Получается, что историки активно используют визуальные материалы, в которых отображается течение времени, и эти материалы – а именно надписи – помогают им определять обсуждаемых персонажей. Так, Диодор может утверждать, что «Зевс, сын Крона, лежит на Крите», поскольку на его могиле содержится указатель «здесь» [Там же].

Некоторые из древнейших и важнейших надписей на камне, упомянутых в хронике, касаются пришествия Христа. Когда фараон задал вопрос мемфисскому оракулу, в ответ он получил зловещее предсказание: «Это Бог, сам себе отец, сирота, отцовский сын, трижды благословенный». Тогда фараон приказал выгравировать эти слова на каменной скрижали, где они сохранились «по сегодняшний день» [Там же]. Когда аргонавты спросили у Пифии о будущем, которое ожидает их алтарь, она ответила: «Это будет ее дом и ее имя будет Мария» [Там же]. Аргонавты вписали оракул бронзовыми буквами на мраморе и поставили его над дверью храма. О некоторых статуях в хронике тоже говорится, что они стоят «по нынешний день», и это роднит их с каменными скрижалями из первой книги и с эпиграфами, высеченными на камне.