Читаем Визуальная культура Византии между языческим прошлым и христианским настоящим. Статуи в Константинополе IV–XIII веков н. э. полностью

В роли хранителей времени статуи Константинополя приобретают огромное значение, особенно в переходные и/или решительные моменты. Поэтому логичным выглядит эпилог хроники Никиты Хониата: через подробные вербальные описания статуй Хониат как бы возвращает их к жизни и вместе с тем оплакивает их гибель от рук крестоносцев. Жестокость по отношению к статуям выглядит как жестокость по отношению к самой империи, и итогом становится ее временное, но все же пугающее исчезновение. Пока стояли статуи, Константинополь и Романия тоже были невредимы. Разрушение статуй означает гибель империи, разрыв связи времен и конец той цивилизации, которую знал Хониат и другие византийцы.

Хроника Иоанна Малалы

Кем был Иоанн Малала? Уроженец Антиохии («Малала» на сирийском языке означает «оратор»), перебравшийся в Константинополь в 530-е или 540-е годы, он написал хронику всемирной истории – восемнадцать книг, начиная с Сотворения мира и заканчивая царствованием Юстиниана I[101]. Ученые спорят, кем была добавлена книга 18 – самим автором или кем-то другим. Перед нами первая византийская всемирная хроника, и с точки зрения языка она считается «невзыскательной»: автор использует разговорные конструкции, доступные для простонародья, и это кажется «глотком свежего воздуха на фоне пуристских изысков» [Ibid.]. Вероятно, книга Малалы пользовалась популярностью, поскольку она была переведена на церковно-славянский и грузинский языки, а в VI веке считалась одним из ориентиров литературного творчества [Jeffreys 2006: 127–140][102].

Малала сурово порицает статуи и их использование в качестве идолов. В связи с этим он упоминает некоторых персонажей древности: «мудрейшего Софокла» [Малала 2016], Орфея – «очень образованного и известного поэта» [Там же] – и Авраама. Несмотря на отвращение к идолам (во всяком случае, в качестве хрониста он относится к ним именно так), он постоянно их упоминает. В тексте то и дело возникают статуи богов и императоров – вскоре уже начинаешь ждать, когда появится следующая. Однако в этом перечислении битв, царей, бунтов и природных катастроф нет места иконам. Иногда упоминаются реликвии и церкви. Однако статуи упоминаются настолько часто и описываются настолько подробно, что христианские святыни невольно меркнут. Акцент на статуях связан с акцентом на камне и бронзе, которые Малала считает самыми устойчивыми материалами, способными передавать впечатление как в визуальной, так и в текстовой форме.

Первое предложение, с которого начинается хроника, звучит так: «Адам, первый человек, был сделан, или сотворен, Богом из земли» [Там же]. Получается, Бог – это скульптор, и он вылепил Адама высотой в шесть футов, с руками толщиной в 14 пальцев и стопами шириной в 16 пальцев. Из-за этих точных измерений Бог у Малалы предстает умелым ремесленником, знающим пропорции. Далее он упоминает сына Адама Сифа, который был «мудр от Бога» и дал имена звездам и планетам. В книге 1:5 далее говорится, что Сиф приказал выгравировать эти имена на каменной скрижали. Итак, если первый человек был создан Богом из земли, то первые знания о небе были высечены на камне. Малала приводит пример того, насколько долговечна каменная скульптура:

Потомки Сифа… имея предвидение разрушений или изменений, которые затем повлияют на человечество, сделали две таблички, одну из камня и другую из глины. На них они вписали все, что Сиф, их дед, утверждал в связи с небесами, учитывая, что если когда земной мир людей изменится посредством воды, то надпись на каменной табличке останется; если же через огонь, то сохранится глиняная табличка. <…> Каменная табличка осталась на горе Сирис после потопа и лежит там и в настоящее время [Там же].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
60-е
60-е

Эта книга посвящена эпохе 60-х, которая, по мнению авторов, Петра Вайля и Александра Гениса, началась в 1961 году XXII съездом Коммунистической партии, принявшим программу построения коммунизма, а закончилась в 68-м оккупацией Чехословакии, воспринятой в СССР как окончательный крах всех надежд. Такие хронологические рамки позволяют выделить особый период в советской истории, период эклектичный, противоречивый, парадоксальный, но объединенный многими общими тенденциями. В эти годы советская цивилизация развилась в наиболее характерную для себя модель, а специфика советского человека выразилась самым полным, самым ярким образом. В эти же переломные годы произошли и коренные изменения в идеологии советского общества. Книга «60-е. Мир советского человека» вошла в список «лучших книг нон-фикшн всех времен», составленный экспертами журнала «Афиша».

Александр Александрович Генис , Петр Вайль , Пётр Львович Вайль

Культурология / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное