Продолжая наблюдать, я подумала, что Нонна кажется такой же укоренившейся и заземленной, как и любое древнее оливковое дерево из растущих на этом острове. Я поняла, что стою в тени ее дерева, основной корень которого уходит в глубь Старого Света, понимая, что даже если я пойду вперед, мне нужно будет место, на которое я смогу оглядываться. Давая мне дом, она сберегала это место для меня, для своей внучки, притягивала нас ближе, держала готовую еду на столе. Ее подарок оказался способом позволить мне стоять в ее тени до тех пор, пока я не стану способна выйти наружу, на солнечный свет.
Позже сквозь кружевные занавески, отделявшие дом от внешнего мира, на кухню Нонны проникло тепло ослабевающего, но все еще настойчивого солнца. Даже находясь внутри, я чувствовала дуновение ветра, тихо разрезаемого воробьями, которые кружились в танце низко над улицей. Теперь у меня на Сицилии было место, которое я могла назвать своим, место, куда я могла вернуться следующим летом и позже.
Часть четвертая. Третье лето
Nun c’e megghiu sarsa di la fami.
Голод – самый лучший соус.
Дикий фенхель
Я проснулась в первое утро своего третьего лета в фамильном доме Саро разгоряченной и с акклиматизацией после перелета, но в приятном оцепенении давно забытого воспоминания – моей первой поездки на остров, когда я и Саро случайно наткнулись на сельскую тратторию на северном побережье. Это воспоминание могло возродиться только на Сицилии, где знаки, звуки и запахи служили потайными ходами к частям Саро, событиям и мелочам, до которых я не могла дотянуться в Лос-Анджелесе. Жизнь после потери в этих местах становилась искаженной: воспоминания казались ненастоящими, а затем воскрешали сами себя неожиданно, почти магически. Но в то утро, когда я лежала в мягком утреннем свете в полусонном состоянии, оживляя давно утраченное воспоминание о фенхеле, я поймала магию за хвост и крепко за него держалась.
– Давай остановимся здесь, – сказал он после того, как мы провели лучшую часть дня в исследованиях второстепенных дорог и поселков вокруг отеля «Байя дель Капитано».
Мы съехали на парковочный лот с двухполосной дороги, идущей параллельно автостраде.
– Похоже, что там закрыто. – Я была немного ворчлива, немного голодна и сильно не уверена относительно своего местонахождения.
– Там не закрыто, – ответил он.
– Откуда ты знаешь? – с вызовом спросила я.
– Потому что сейчас три часа дня. И посмотри, что позади здания. Владельцы живут здесь. – Он показал на постройку рядом, с вывешенными постиранными вещами и геранями в терракотовых горшках, обрамляющими входную дверь. По всей видимости, это являлось всеми наглядными признаками, которых мне должно было хватить, чтобы сообразить: управляющий был внутри, а траттория – открыта.
Через мгновение мы толкнули входную дверь и обнаружили внутри пустующий ресторан на десять или около того четырехместных столиков. Он был декорирован по-простому, на каждом столике стояла маленькая вазочка, расписанная вручную, а желтые стены имели оттенок солнца, изображаемого на фресках святынь, разбросанных по всей Тоскании. С кухни доносились гитарные рифы Пино Даниэле. Владелец, он же шеф-повар, вышел к нам. Он был низким и коренастым, а его лицо выглядело так же, как и многие другие лица, покрывающие все острова Средиземноморья.
–
Была весна, и владелец/шеф-повар пояснил, что позже днем ожидает поставку меч-рыбы от местного рыбака в расчете на то, чтобы приготовить из нее ужин.
– Мы еще не открылись, но поскольку вы приехали из Америки, я приготовлю вам пасту.
–
– Лос-Анджелес.
– Что ж, тогда как насчет тарелочки дикого фенхеля? У меня на заднем дворе растет немного.
– Это все, что нам нужно, – сказал Саро.
Перед нами появились две тарелки. Я увидела зелень, немного увядшую, обжаренную в оливковом масле с добавлением небольшого количества лука, а затем потушенную в томатном соусе. Поверх тарелка была присыпана тертой
– На тарелке перед тобой – природа Сицилии, – произнес Саро, поворачивая вилку и скручивая спагетти в прекрасные бочкообразные комочки, готовые упасть ему в рот. – Это блюдо – сама весна. Дикий фенхель приводит нас к пониманию того, что мы живы и не имеет значения, что происходит.