Когда мы с Саро приехали, мое тело трепетало от нервов и предвосхищения. Но это была нервозность не такая, как в день свадьбы, и не похожая на ту, которую я испытывала, когда проходила пробы для какого-то телевизионного сериала или фильма. Это был безграничный восторг. Я хотела полностью отдаться этому моменту. Я понимала, что моя жизнь вот-вот круто изменит направление. Но хоть я и ощущала предвкушение в своем теле, оно было наполнено еще и внутренним спокойствием, которое преобладало, потому что я знала: все, что сейчас происходит, похоже на божественное провидение. Мы с Саро остановились на пороге офиса, взялись за руки, встретились взглядами, и он произнес:
Первое, что я заметила в биологической матери Зоэлы, это невероятная красота. Она была сногсшибательной. Второе, на что я обратила внимание, – это ее истощенное состояние. Она совершала самый сложный поступок из всех в своей жизни.
Следующее, что я поняла, – мы обнимаемся. Я обнимала ее так, как обнимаешь людей, когда благодаришь их от всей души. Так, словно я знала ее всю свою жизнь. Так, будто она знала все секреты об уходе за ребенком, которого мы обе любили, и, обнимая меня, могла их в меня перелить. Когда мы перестали обниматься, мы обе одновременно и плакали, и улыбались.
Саро спросил у нее, как она себя чувствует. Карен сидела с нами и фотографировала нас, чтобы однажды мы смогли рассказать нашей дочери, как мы встретились, провели вместе время и разработали план, родившийся из нашей общей к ней любви. У нас была возможность поделиться с ней фотографиями, запечатлевшими эти мгновения.
После этого Карен объяснила нам, кто сидит с ребенком, пока мы находимся в офисе, знакомясь друг с другом. Мы знали, что этот способ объединения семей был частью миссии агентства. При любой возможности оно старалось облегчить первую встречу между биологическим(и) родителем(ями) и приемными еще до того, как приемные родители увидят ребенка. Агентство хотело, чтобы мы все как родители пришли к истинному пониманию того факта, что мы заключаем пакт о любви и обязательствах, в центре которых всегда будут находиться интересы ребенка. За двадцать лет своей деятельности по организации усыновления они поняли, что встреча с приемной семьей помогает биологической матери отказаться от ребенка и начать поправляться.
Мы сказали родной маме малышки, как мы собирались ее назвать: Зоэла.
И мне, и Саро очень нравилось это имя, древнее итальянское прозвище, означающее «кусочек земли». Мы подумали, что это будет очень символичным для ребенка, который свел вместе незнакомцев. Ее имя отражало многообразие ее происхождения и культур. В ее жилах текла кровь афроамериканцев, филиппинцев, итальянцев и даже, как добавил Саро, сицилийцев.
Потом мы предложили отвезти биологическую мать домой, чтобы мы смогли провести больше времени вместе подальше от офиса. Она согласилась. Мы покинули офис в Окленде как трое людей, состоящих в новых взаимоотношениях, и направились к ее квартире в Сан-Франциско. На самом деле в нашей болтовне не было ничего особенного, кроме сердечной обеспокоенности, что мы только что изменили жизни друг друга и меняем жизнь ребенка.
Мы проехали дорожное кольцо и парк и оказались около ее квартиры. Деревья по-прежнему были во всех красках осени. Она вышла из машины, мы проводили ее до дверей и снова обняли. Сделали одну, последнюю, фотографию. На ней заметно, насколько мы полны эмоциями, у нее красные глаза, а я приобняла ее за плечи, будто не хочу отпускать. Мы трое, все из разных культур, каждый в своем решающем поворотном моменте жизни, фундаментально изменились. Затем она направилась вверх по лестнице, в жизнь, которая принадлежала ей и которая определенно понесла ее собственную молчаливую утрату.
– Мне кажется, я не смогу этого сделать, – сказала я Саро, как только мы вернулись обратно в машину. – Я не могу даже пошевелиться, не то что ехать за рулем.
Я начала плакать, не понимая даже, из-за чего. Мне казалось, что едва машина тронется, едва мы оставим этот момент в прошлом, едва мы отсюда уедем – мы сделаем что-то такое, что изменит всех нас.
Мы брали под свою опеку комочек любви, оставляя его родную мать в мире боли. Я резко упала на руль, парализованная противоречивыми чувствами.
Саро схватил меня за руку.
– Наша дочка ждет нас.
– Я знаю, я знаю. – Мысль о ней, о малышке, которую нам предстояло увидеть, с прекрасными глазами, черноволосой головкой, о младенце, появившемся на этот свет, чтоб дождаться нас, эта мысль о ней перебросила меня в восторг, такой же сильный, как и моя грусть.
– Давай позвоним в агентство. Дадим им знать о том, что происходит, – сказал Саро.
Я позвонила в офис Карен и рассказала ей, что ощущала противоречие, которого не ожидала, которое почти не имело смысла.