Вкус к жизни. Воспоминания о любви, Сицилии и поисках дома

Успокоение, которое я получила у Нонны, было странно знакомым чувством. Оно напомнило мне о времени, которое я проводила дома у своей бабушки летом, после того как родители развелись. Моя бабушка по маме была единственной, кто заботился обо мне и Аттике каждое лето после окончания их бракоразводного процесса. Тогда я была ребенком, скорбящим о разделившейся семье. Мои родители расстались, уверенные, что навсегда, и пошли каждый собственной дорогой. Оставить нас с матерью моей мамы на первые несколько лет после развода было самым благоразумным, поскольку они тогда погрузились в строительство их собственных жизней заново. Бабушка была на пенсии, и, как бывший педагог, она хотела влиять на жизнь своих внучек. Она хотела дать нам то, чего мы не могли получить дома, – стабильность.

И когда я была маленькой, я часто молча сидела, наблюдая за тем, как моя бабушка Одель готовит на своей кухне. Я занималась изучением кухонь и женщин, которые ими заправляли, еще со школьных лет. Ее кухня была местом, где я играла на полу еще совсем маленькой и кушала, сидя на табуретке для ног. Дом был скромным, кирпичным, выкрашенным в белый цвет и с черными ставнями. И, как и в доме Нонны на Сицилии, вход в него через парадную дверь вел прямиком на кухню. Построенный в 1950-х, он содержал в себе все обещания той американской эры: плиту с четырьмя конфорками, ламинированные столешницы, огнеупорный стол, холодильник и морозильную камеру. Островок с вращающимися барными стульями и вид на гостиную, окружавшую ее кухню. Буфет высотой от пола до потолка со встроенным крутящимся столом «ленивая Сьюзан» и с полочкой для специй. Моя бабушка поднялась над своими издольщицкими корнями, и ее кухня была тому доказательством.

Ее мать, моя прабабушка Фанни, жила через два квартала, и в ее доме я проводила время в перестрелках горохом и играх в валетов. Она владела собственным придорожным кафе для «цветных людей», путешествовавших туда и обратно по 59-му шоссе и второстепенным дорогам, ведущим к сельским поселениям чернокожих, в итоге ставшим городами Восточного Техаса. Фанни подавала жареные пирожки, пироги с цыпленком, содовую, капусту – основные продукты питания Юга и сосновых регионов между Хьюстоном, Далласом и Восточной Луизианой; в этих местах были распространены покатые крыши на верандах и хижины с газетами на окнах для утепления зимой. Легкий ветерок сдувал хлопья белой краски с таких веранд, поднимая их в воздух, словно снег. Дощатые настилы под ногами были серыми и могли подарить занозу безо всякого предупреждения. Люди держали на краю веранды обычно одно кресло-качалку из сосны, иногда выносили второе, если кто-то из проезжих останавливался, чтобы предложить бушель кукурузы, сладкой и свежей, только со стебля. Моя семья вышла оттуда, с этих веранд и разнообразных рощиц между ними, включая городок Нигтон, Техас, где поколения моих предков сначала были рабами, затем издольщиками и, наконец, педагогами. У них я научилась тому, что еда является физическим и эмоциональным средством для существования, которое помогает людям преодолевать их нелегкие жизненные пути.

На кухне у бабушки я сделала первые шаги в готовке еды. Сначала я научилась помешивать деревянной ложкой в жестяной кастрюльке спагетти. Мне хотелось повторять ее выражение лица, ее действия. Глядя назад, я понимаю, что она разрешала мне «готовить», чтобы у нее самой была возможность заниматься более важными делами. Она ухаживала за своей престарелой матерью, своей свекровью и своим мужем – моим дедом, у которого была болезнь Паркинсона. И когда она готовила, она вздыхала, выпуская наружу свою собственную боль, недовольство и утраты. Она вкладывала все это в еду, в сочетания сладкого и острого, в масло и маринады. Я уже тогда могла сказать, что готовила она из-за необходимости, но вместе с тем это казалось способом самоуспокоения. И я ей не докучала. Что-то подсказывало мне, даже маленькой, что надо вести себя тихо или оставить ее одну. На ее кухне я узнала, что вкусная еда может принести любовь и отодвинуть в сторону злость, а что-нибудь сладкое – починить границы и утешить сердце. «Любовь спокойного дома» – таким был ее основополагающий принцип.

Нонна стояла около своей плиты спиной ко мне. Так всегда начинались наши трапезы. Она поставила металлическую кастрюлю на огонь. Я заметила, что в этот раз кастрюля была меньше, чем та, которую она обычно брала для приготовления пасты. Кастрюля с кипящей водой всегда была обещанием пасты, приготовленной в воде, текущей из акведука, источники которой находились в горах Мадоние. Но в этот день пасты требовалось меньше. Саро с легкостью мог проглотить две миски любой еды, приготовленной его матерью. А в этот раз были только Зоэла и я.