Вкус к жизни. Воспоминания о любви, Сицилии и поисках дома

– Нет, это не как в самолете, здесь на борту нет фильмов. Ты можешь почитать или, что еще лучше, попробуй вздремнуть у меня на коленях.

Прошла половина нашего времени на Сицилии, а режим ее сна толком так и не установился. Акклиматизация оказалась просто сокрушающей. Со смерти Саро мы спали вместе в одной кровати. И в доме Нонны ничего не поменялось. Зоэла нуждалась в этом. Мне тоже это было нужно. Ночью она всем телом прижималась ко мне. Может быть, ей было страшно, что если она передвинется на противоположную сторону кровати, то потеряет меня, я умру во сне, как и ее папа. Поэтому она ложилась поближе. А ее маленькое тело давало мне чувство опоры. Я держалась за нее во время этих ночей так же, как она держалась за меня. Мы проверяли наличие друг друга. Поэтому заставить ее поспать на лодке означало, что она будет менее капризной, когда мы доберемся, и, возможно, у меня будет время тоже закрыть глаза.

Когда мы заняли свои места, я ощутила, что это был важный первый шаг – проверка моей способности вернуться ко мне прежней, к моей приключенческой части, к личности, которая так много путешествовала до рака и ухода за больным. Существовала ли она еще? Могла ли я пробудить прежнюю себя? Вместе с Саро я успела увидеть практически каждый уголок Сицилии, но были некоторые места, особенные места, куда мы стремились, но так и не смогли попасть из-за его болезни. Я была на Стромболи двадцать лет назад в качестве одинокой студентки, но не с Саро.

Я сказала себе, что в своей новой жизни я буду тем человеком, который покажет Зоэле мир. Я должна была ей показать, что мы по-прежнему способны найти зерна радости или восторга среди горя. Я еще не знала тогда, что это правда, но я хотела проверить, была ли реальна эта мысль. Стромболи казался символичным, гигантским первым шагом. Но едва мы оказались на пароме, двигатели провернулись и привели в движение подводные винты, как я осознала, что просчиталась.

Моя тревога ворвалась в меня, словно мясницкий нож, разрубающий куриную кость. Пять минут из почти четырехчасовой поездки, и я оказалась пронзенной страхом, что что-то может пойти не так, обеспокоенной, что я теперь была одна с Зоэлой в открытом море без мобильной связи до тех пор, пока мы не пристанем к берегу. К тому же у меня не было четких планов относительно того, что мы будем делать, когда приедем. Я никогда не путешествовала с ней вот так в одиночку. В ее рюкзачке лежал конверт с информацией об экстренных контактах, которую я напечатала еще в Лос-Анджелесе. Там были копии наших паспортов обеих национальностей, если вдруг мы потеряем друг друга или что-то случится со мной. Даже если разверзнется ад, я хотела, чтобы люди знали, кто ее семья, с кем контактировать, и о том, что эта маленькая девочка с хвостиками и коричневой кожей не одна в этом мире. Я часами просиживала в интернете в поисках советов одиноким родителям, как путешествовать с детьми за границу. Оттуда я узнала, что, находясь в другой стране, родители, чья фамилия отличается от фамилии ребенка, как и у меня, могут столкнуться с трудностями. Мне нужен был какой-то документ, который объединял бы нас, согласовывал бы наши разные фамилии на бумаге юридически. Поэтому в довесок к фотографии, изображавшей нас двоих вместе, в списке экстренных контактов я написала свою фамилию через дефис, изменив ее на двойную «Лок-Гулло». А ниже напечатала жирным шрифтом «PADRE MORTO, 2012 – ОТЕЦ УМЕР, 2012».

Я не хотела передавать все свои страхи Зоэле, и потому, когда она уснула у меня на коленях, я прошептала ей на ушко:

– Милая, мы собираемся забраться на вулкан и посмотреть на лаву.

Затем я закрыла глаза и попыталась сосредоточиться на геологических чудесах Стромболи, воспоминаниях о расплавленной земле, о море и ветре и матери-земле, которая выкашливала наружу свое внутреннее ядро. Масштаб вулкана и его постоянство на фоне человеческой хрупкости поразили меня. Было нечто первобытное в нем, в том, как его живучесть контрастировала с моим горем. Остров был магнитом для вдов, искателей приключений, любопытных созданий вроде меня. Или так мне хотелось думать.

Гладя Зоэлу по голове, я рисовала в воображении радостные картины: как мы счастливо взбираемся на вулкан, проводим день на черном песке пляжа, наблюдая, как лава разливается на фоне закатного солнца и бледно-голубого неба. Я фантазировала о том, как мы вдвоем трансформируемся, отправившись в паломничество к местам, где человечество умудрилось мирно сосуществовать с непостоянством жизни. Люди Стромболи жили у подножия активного вулкана, черт побери. И хотя он не причинял вреда уже сотни лет, в экстренной ситуации отсюда будет не так просто выбраться. Тем не менее эти люди проживали свою жизнь с этим неотвратимым пониманием, принимая толпы туристов в сезон, а потом живя в уединении на протяжении месяцев. Сама суть этого места была и соблазнительной, и неприятной. Я попыталась убаюкать себя мерным гудением лодочных двигателей.