Вкус к жизни. Воспоминания о любви, Сицилии и поисках дома

На Сицилии с этим было проще. Каждый ребенок ел пасту, ни у кого не было непереносимости глютена. Если они хотели поиграть – они шли на улицу и играли. Она могла свободно бегать по окрестностям со своими друзьями, покупать мороженое в городском баре без риска потеряться. В Лос-Анджелесе, хотя я не была чрезмерно опекающим родителем, она определенно не делала ни шагу без моей постоянной осведомленности о том, где она находится. Здесь же она бродила там, где хотела, влекомая собственным любопытством и интересами. Я была очень рада за нее. И была решительно настроена на то, чтобы мы пошли к сыровару.

Позже, когда мы с Нонной потягивали эспрессо, сидя на кухне, я разрешила Зоэле пойти на улицу вытряхнуть скатерть. Затем я прошла четыре дома вниз, к Джиакоме, бабушке Розалии. Я спросила, где может быть ее внучка. Через десять минут она была у Нонны на кухне, и мы разработали план посещения сыроварни.

Через два дня я, Зоэла и Розалия вошли в сыроварню Донателлы в 6.30 вечера. Хватило одного беглого взгляда, чтобы я могла сказать, что она была совершенно не похожа на мою любимую лавку и хипстерское логово одновременно в Лос-Анджелесе – сырный магазин Силвер-Лейк. Сыроварня не была шикарной точкой розничной торговли, переполненной столами для дегустации и джазом, льющимся из колонок Босе. Это был самый настоящий магазин в самом прямом смысле этого слова. Я поняла в ту же минуту, как ступила с улицы на мощенный плиткой пол и увидела в комнате слева от себя огромный котел из нержавеющей стали, что здесь происходил процесс создания сыра. Продажа была второстепенным делом. Само собой, здесь стоял маленький стеклянный стенд, в котором лежали две головки сыра среднего размера, но у стенда не было даже подсветки. Возле кассового аппарата не было сотрудника. Календарь на стене был прошлогодним. Магазин был темным. Определенно, сыр готовили и разбирали в этом магазине очень быстро. Не было необходимости в тарелках для дегустации, покрытых медной патиной, словно сошедших со страниц журнала «Эль» или «Джон Колтрейн».

Нонна сказала мне, чтобы я не приходила туда раньше шести часов вечера. Она объяснила это тем, что семья Донателлы вставала рано, около четырех часов утра. Они гнали свое овечье стадо с полей над городом вниз, в долину, где животные могли спокойно пастись вдоль реки, впадающей в море. Затем они приводили овец, доили их и везли молоко на рынок. В первые часы пополудни они везли молоко обратно в город, на обед и для вечернего приготовления сыра. По средам они делали свежую рикотту. Местные семьи оставляли свои заказы за день до этого и забирали сыр, еще теплый, приблизительно в семь часов вечера, как раз перед ужином. В тот день была не среда, поэтому Нонна не была уверена, смогу ли я найти Донателлу в ее магазине. Они жили в доме над ним. Она посоветовала мне позвать ее с улицы, если в магазине окажется пусто. Но как бы очаровательно и по-старосветски это ни выглядело, американка во мне нашла эту идею немного назойливой, учитывая, что мы с Донателлой никогда прежде не встречались.

Нонна также рассказала мне, что прежде, чем переехать в Алиминусу, Донателла и ее муж продавали свой сыр на рынке. Донателла решила, что будет мудро научиться искусству приготовления сыров самой, поскольку она вышла замуж за человека из семьи скотоводов. Она считала, что глупо избавляться от молока, которое им не удалось продать, или, что еще хуже, продавать его задешево тем, кто потом делал из него сыр и зарабатывал куда больше денег, чем они когда-либо видели. Чем больше я узнавала про Донателлу, тем больше мне хотелось встретиться с этой женщиной, которая варила сыр и имела задатки провидца.

Зоэла и Розалия хихикали в углу, по очереди пытаясь усесться на старый винный бочонок. Я была счастлива видеть, как Зоэла с легкостью улыбается. Мне хотелось запечатлеть такие моменты. И я хотела наградить Розалию всем, чего пожелает ее сердце, за то, что с ней моя дочь улыбается. Она также заставляла Зоэлу говорить по-итальянски, в чем я не особо преуспела после смерти Саро. Я, ожидая, понаблюдала за ними минуту. Затем спросила Розалию, знает ли она, где я могу найти сыровара.

Розалия стала моим маленьким агентом разведки. В предыдущие лета она была моим посыльным, когда я не была уверена относительно времени или месторасположения мелких событий в городе. Она напоминала мне, когда заканчивалась служба. Она информировала меня о том, когда закрывается пекарня. Она подсказывала мне, по какой улице пойти, если я хочу взять с собой Зоэлу, чтобы показать ей последнего ослика в городе. Она, со своими очками в красной оправе и шапкой густых темных волос, напоминала мне детскую версию ведущей общественного радио. Ее хриплый голосок сразу же располагал меня ко всему, что было связано с Розалией.

– Мы можем позвонить в звонок. Она, наверное, наверху, – ответила она мне на сицилийском. И прежде чем я успела дать ответ, она побежала к дверям, с Зоэлой на хвосте.