– Ну и что? Он мог прислать кого-нибудь под видом официанта. Этот тип прямо ткнул в меня подносом с единственным бокалом.
Инспектор покачал котелком:
– Все официанты были постоянными служащими дома Друо. Новичков или чужаков среди них вчера не было. Я уже допросил всю обслугу, и пока нет причин подозревать кого-либо из них.
Он пробежал свои записи, с уважением взглянул на Додиньи:
– Солидный список!
Тот просиял.
– Но то, что вы мне рассказали об убийстве Люпона, заставляет обратить внимание на другого возможного виновника. Скажите, мадам Ворони́н знала, что вы её видели?
Додиньи заёрзал на подушках:
– Собственно… Я в этом не уверен… – наткнулся на мой взгляд, быстро поправился: – Думаю, не видела.
Инспектор вкрадчиво спросил:
– Что если вы всё же ошибаетесь и она или, скажем, защищающий её муж, врач, имеющий доступ к сильнодействующим ядам, попытались отравить вас, единственного свидетеля её преступления? Как насчёт доктора Ворони́н?
Я замер, ошарашенный этим безумным предположением. Надеюсь, мне только показалось, что Додиньи колебался: видимо, искус увеличить число своих недругов был силён. Но воскрешённый мной склочник всё же переборол себя:
– Н-нет, доктор ведь не знал, что я видел его жену, он даже привёз меня в больницу.
Я не выдержал:
– Простите, инспектор, мало того что вы серьёзно слушаете его бредни о моей жене, но вы ещё и на меня этого параноика науськиваете?
– Дело в том, что нам удалось найти отпечатки пальцев на осколках фужера с отравленным шампанским. Отпечатки самого гражданина Додиньи, что вполне понятно, и… – он уставился на меня, – и ваши, доктор.
Я постарался собраться с мыслями:
– Вы подозреваете меня? В его отравлении?
– Кому это легче сделать, чем врачу? Вы легко могли достать яд белладонны и подсыпать его так, чтобы подозрение пало на как можно большее количество людей.
– Но зачем?!
– Допустим, вы не знали, что гражданин Додиньи видел вашу жену, но явно сомневались в её невиновности и поняли, что в тот вечер Додиньи был у ресторана. В ваших интересах было избавиться от свидетеля до того, как его арестуют и начнут допрашивать. Мёртвый месье Додиньи был бы бессилен оправдаться.
Додиньи съёжился и оцепенел, только чёрные влажные глаза глядели на меня с выражением укравшей мясо собаки.
Я глубоко вдохнул, пытаясь овладеть собой:
– Выходит, я такой идиот, что в зале, где все были в перчатках, я почему-то подсыпал яд в бокал голыми руками?
– Боюсь, суд предпочтёт принять во внимание не ваш интеллект, а ваши отпечатки пальцев.
– Та-а-ак. А почему тогда я бросился спасать его?
– Допустим, чтобы не вызвать подозрения. Или убедиться, что никто другой не спасёт его ненароком.
– А сам всё-таки ненароком спас, да?
– Это можно объяснить. Вам помешало присутствие свидетелей и санитаров. Или вы понадеялись, что месье Додиньи скончается, несмотря на ваши старания. Может, вы просто не сумели довести начатое до конца, такое тоже случается, – кивком котелка инспектор отдал должное моему возможному человеколюбию. – А в больнице уже оказалось поздно: здесь вас сразу встретил доктор Тиффено и взял спасение больного на себя. В присутствии светила фармакологии вы уже ничего предпринять не могли.
Очень медленно, чтобы не поддаться ярости, я заявил:
– Я не отравлял месье Додиньи, потому что у меня не было никакой причины отравлять его. Он не мог видеть моей жены, потому что моей жены под мостом Турнель не было. А чтобы избавиться от него, мне всего-то и надо было не слишком усердствовать в его спасении. Я не отравлял месье Додиньи, а моя жена не стреляла в Люпона.
Но Валюбер покачал карандашом:
– Отпечатки пальцев на осколках, доктор, неопровержимо доказывают, что вы дотрагивались до бокала, в котором потом оказалось отравленное шампанское. И ваша попытка отравить свидетеля заставляет отнестись к его показаниям очень серьёзно. Недаром вы так настаивали на виновности месье Додиньи!
Я потерял дар речи, а инспектор продолжал:
– Мы никак не могли понять связь между этими двумя преступлениями, но если убийца – ваша жена, то всё легко объясняется: у мадам Ворони́н был мотив – месье Люпон оскорбил её; и у неё была возможность – ваша жена добиралась до госпиталя целых двадцать минут. Когда вы поняли, что месье Додиньи был той ночью на месте убийства, вы испугались, что он мог видеть убийцу, и решили избавиться от возможного свидетеля.
Он помолчал минуту, видимо, давая мне время переварить всю эту цепочку рассуждений, и заключил:
– На данный момент именно такова гипотеза следствия.
У меня потемнело в глазах, уши заложил глухой шум, и закружилась голова, словно меня утягивало в какую-то жуткую воронку. Я вытер лоб, пытаясь собраться с мыслями:
– Я не понимаю… Это безумие… Выходит, обвинения Додиньи доказывают, что у меня была причина отравить его, а раз я отравил его, значит, его обвинения – правда? Это какой-то замкнутый на самом себе бред.
– Мы непременно подтвердим эти предположения баллистической экспертизой.