Вкус жизни

Она неожиданно для себя оказалась в середине месива. Ее туда протолкнул и втянул водоворот энергичных напирающих. Кто-то нещадно колотил ее по плечам, а она, оберегая голову ладонями, думала только о том, как выбраться из этого столпотворения. Трещал прилавок, молча, сосредоточенно работали продавцы. Молоденький милиционер, стоящий неподалеку, то нырял в толпу настороженными глазами, то покрикивал, угрожающе размахивая дубинкой, но не решаясь ее применить к наиболее наглым и пронырливым покупателям… И вдруг, как скальпелем по живому, по кому-то резанули его острые серые глаза. Она невольно сжалась…

Потом ее вытеснили и крепко прижали, как пригвоздили, к стене, где она, задыхаясь и беспомощно озираясь, так и «провисела» до тех пор, пока не отхлынула от прилавка ничего не получившая, но уже потерявшая энергию толпа. И только грубые и безнадежные крики отдельных рьяных покупателей еще раздавались в различных концах изрядно потрепанного, расстроенного, медленно вытекающего на улицу потока людей… Позже такие же «сражения» она наблюдала в очередях за самым примитивным, низкосортным товаром. За редкой колбасой были в основном злые молчаливые очереди, готовые в любой момент взорваться бунтом и смести всё и вся… Страна увязала в брежневском застое.

Самодовольное лицо неказистого мужичонки всплыло… Она стояла на остановке. Подъехал автобус. Ее удивили выражения глаз людей, дружно осуждающе или злобно смотревших из окон в одну сторону. Она проследила направление их взглядов. Плюгавенький мужичишко в затертой курточке и в мятых приспущенных брюках гордо прохаживался вдоль тротуара, небрежно размахивая авоськой, до отказа набитой… полукопченой колбасой. И это при том, что в продуктовых магазинах – давно шаром покати. На его физиономии четко прочитывалось: «Как я вас, умников, всех уделал!» Ей сразу вспомнились слова сына: «Мамочка, мне кусок жареный мяса приснился. Огромный, во всю сковороду. И такой запах на всю кухню!..» У нее тогда навернулись на глазах слезы, дыхание перехватило. Не каждый день, торопясь на занятия, получал от нее сынок бутерброд с вареной колбасой, а растущий организм требовал питания...

Перестройка

– …Казалось бы, рано или поздно это должно было произойти, а все равно как-то неожиданно все случилось. Как снег на голову свалились крутые перемены… Страна неудержимо покатилась по наклонной плоскости, происходила ломка взглядов и привычных понятий, общество полетело в бездну морального разложения. Мы вынуждены подстраивать свою жизнь под чуждые нам идеи. А многие люди с одинаковым равнодушием продолжали смотреть по «ящику» производственные романы и бразильские страсти. Их умами владела одна мысль: «Лишь бы не было войны».

– Диктуешь собственную версию исторических событий, намеренно фальсифицируешь историю или открываешь нам Америку? Кому хочешь досадить?– сделав выражение лица до смешного наивно-глуповатым, спросила Инна.

– При крушении государства отдельные предприимчивые личности делают большие деньги, остальные нищают и поглощают вороха газетных измышлений, ностальгируя по «старым добрым временам». Как всегда, работает закон сохранения денежной массы: если где-то ее густо, значит, где-то пусто». И правила игры изменились. Далеко не все теперь зависит от того, насколько честно ты трудишься. Хоть головой о стенку бейся – ничего не добьешься, ничего не изменишь…

– Капитализма испугалась?

– И все же начало девяностых было временем, когда людей остро волновала правда, интересовал исторический вектор развития страны. Пришла пора пересматривать свою жизнь, от многого избавляться, приобретать кое-что новое, но непонятное… Люди вдруг вспомнили, что страна, у которой нет героической исторической памяти, не может быть великой. Они будто бы проснулись… – продолжала Галя развивать далеко не внезапно пришедшие ей мысли. – Советская власть бесшумно и бескровно канула в Лету. Всеми нами обожаемый Горбачев незаметно ушел со сцены. Начались реформы. Кажется, Геращенко обещал нам, что дефолта не будет? Но все мы попали под его беспощадный каток, все стали нищими. И пропали мы, как говорил мой Владимир, «ни за понюшку табаку». Так сказать, накрылись медным тазом, пребывая в праведном возмущении. Сердце переворачивалось в груди, когда видела детей-попрошаек. А раззявленные проемы окон и дверей пустых коровников в деревнях? Черные дыры окон, как выбитые зубы... А заколоченные хаты? Картины обнищания стоят у меня перед глазами… Страна как-то неоправданно быстро изменилась. Ушло ощущение незыблемости. Мир, к которому мы принадлежали, рухнул. Мы лишились опоры. Жизнь подкосила нас, а мы упрямо продолжаем верить… Что в нас осталось от прежних? «Каким богам теперь молиться? Золотому тельцу?» – вопрошает молодежь. А старики молчат, подавленные и растерянные, мол, за что воевали…