Читаем Вкус жизни полностью

Инна напряглась. Рита посмотрела ей в глаза и ответила на незаданный вопрос:

– Я знаю, о чем говорю. Мне с председателем профкома не раз случалось заскакивать к нему в нерабочее время с разного рода отчетами.

У него такие располагающие манеры. Есть в нем кураж. Он единственный в своем роде. И в пене славы никогда не потонет, хоть и не освобожден от официальной нагрузки признания. Он независим и горд, не задумывается о своей силе ума и не претендует на то, чтобы она служила только ему. Неисчерпаем. Нам его еще постигать и постигать… Для него главное постоянно меняться, углубляться, двигаться дальше, не мечтая о том, что «и нас выльют в бронзе», – сказала Рита, чтобы закончить этот разговор чем-то, что ей казалось неоспоримым.

– В бронзе? Это участь политиков и военных, – рассмеялась Инна.

«Обо всех можно рассказать что-то красивое, но слабости тоже являются достоянием каждого из нас. И примером этому может послужить прошлогодняя встреча. Катя каждой сокурснице подписывала только что изданную книгу стихов. Конечно, в этой демонстрации успеха присутствовал элемент кокетства и похвальбы. Мужчины тактично сдерживали свое недовольство наивным, непреднамеренным афишированием Катиной славы – а она-то здесь при чем, где же ей еще дарить книги, как не на встрече с подругами? – но накапливающееся раздражение вынудило их уйти из-за стола, якобы бы прогуляться. На лицах читалось плохо скрываемое завистливое пренебрежение. Меня на мякине не проведешь», – саркастически ухмыляясь, рассуждала про себя Инна.

Жанна вдруг радостно встрепенулась.

– Лет двадцать назад встретила Антона на вокзале – я из Владивостока в Киевскую область к свекрови ехала. Ну, просто нос к носу столкнулись. В первую секунду подумала: «Обозналась? Он – не он?» Представляете мое ошарашенное лицо! И тут мои плечи просто хрустнули от его дружеских объятий. Рад был встрече.

Антон был в прекрасном костюме, в шляпе и перчатках, с эффектной тростью. Рафинированный, утонченный.

– Ха! И ты замерла, «подавленная величием этой незабываемой минуты», – ревниво съязвила Инна. – Было время, когда трость и сигара символизировали высокое положение в обществе, а теперь это, как правило, обыкновенное пижонство.

– А помните старую бессменную студенческую куртку Антона, подходящую на все случаи жизни? Тогда он был простой и доступный, – сказала Аня, и ее библейское личико оживилось.

– Как правило! Антон во всем – исключение из правил, – запальчиво возразила Жанна. – Аристократическая проседь в висках. Усы и бородка придавали ему вид весьма импозантный. Во всей его внешности просматривалось высокое покоряющее благородство, в манерах – изысканность и совершенство. Невообразимое обаяние. Голубая кровь! Вполне тянул на академика. Похоже, Всевышнему он полностью удался, – пошутила Жанна. – Но внутри под всей этой элегантной сбруей он был все тот же: милый, душевный. Мы глядели друг на друга и молчали. То была минута грусти по нашей далеко-далеко ушедшей юности, знак легкой скорби о безвозвратном и неизбежном. Слезы стояли у нас в глазах.

Потом он улыбнулся и предложил «как в старые добрые времена» заскочить в привокзальный буфет. Я была ограничена во времени, но мы все-таки успели пропустить по паре рюмочек за встречу и вспомнить захлебывающийся восторг юности, во время которой представлялась возможность совершить что-то очень важное и нужное. Когда мы обнялись на прощание, я невольно на миг слилась с ним и вдруг подумала: «До чего же он уютный! Так бы и не размыкала всю жизнь эти надежные руки», – упоенно рассказывала Жанна.

Она на миг устыдилась своей откровенности, потому что по мимолетному наблюдению за реакцией подруг на ее слова – о которой они, конечно, умолчали – она поняла, что они сочли ее поведение неприличным, тем более что ее рассказ мало вязался с темой разговора.

«Замолчала! Испугалась своей собственной смелости? Как будто неэксцентрична, но болтушка, каких свет не видывал», – ревниво подумала Инна, презрительно скривив губы.

– Потом в поезде я никак не могла опомниться от радости этой встречи, от нахлынувших теплых чистых воспоминаний о нашем совместном ученичестве. Одним движением руки он возвратил мне чудные пять лет общения, которые уже стали далеким трепетным прошлым. Антон всегда умел заронить в душу нежность, оставить о себе прекрасные воспоминания. Его слова всегда наполнены особой тонкостью восприятия собеседника, его выводы были под каким-то своим особенным положительным углом зрения. Я до сих пор расплываюсь в улыбке только при одном воспоминании об этой встрече, – тихо и прочувствованно говорила Жанна, и радостная грусть читалась в ее взгляде.

– Ха! Осчастливил своим рукопожатием! Обнял!

Жанна обижено отвернулась от Инны

– Есть невзятые вершины в жизни Антона? – спросила Лена как бы шутливо.

Но Инна повернула поток беседы в другом направлении.

– Кстати, маленькая справка: ты, наверное, очень удивишься, узнав, что наш вечно юный Антон так и не женился!

– Почему? – заинтригованно воскликнула Жанна и тут же прикусила губу, почувствовав бестактность своего вопроса.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза