Вкус жизни

Во внешности и темпераменте Коновалова можно было увидеть настоящего, сибирского, решительного мужика. По складу здоровый, чем-то был похож на породистого быка. Русые, немного вьющиеся волосы. Выстриженная, местами побелевшая борода, за которой очерчивался мощный подбородок. Небольшие губы, приземистый нос. Серые миндалевидные глаза с пронзительным взглядом. Весь его образ говорил о том, что он «юлить» и выкаблучиваться никогда не стал бы. Сказал бы, что думает, сразу, как есть, в лоб без прикрас. Да и при этом кулаком по столу стукнул бы. Да так, что тот трещинами пойдет. Человек неувядающей, прямой стремительности. Стремительности к правде и совести.

Отец Коновалова – участник Великой Отечественной войны. Работал механизатором при колхозе. Мать же вся в хозяйстве, ведь семья большая – восемь детей. Небольшой дом в Хабаровском крае был разделен с родственниками на две части – на две семьи. Тесно, небогато, но все благодарили Бога за то, что имели. Имелся огород, спасал от голода. С десяти лет Коновалов рвался во взрослую жизнь и уже работал на стройке разнорабочим. После школы ушел в армию, служить в Забайкалье, в артиллерийском полку. Там находился в должности старшины роты. Демобилизовавшись, поступил в строительное училище, параллельно работал мастером на стройке. Быстрым и уверенным шагом он поднялся по карьерной лестнице: прораб, начальник участка. Коновалов уже открыл фирму. Начал благополучно вести бизнес. После удачной сдачи ряда важных государственных объектов началась политическая деятельность Коновалова. Женой-красавицей обзавелся. Дама тонкой души, модельер по профессии. Она привлекла его тем, что совсем была не похожа него. Ее статность и осанка… Ну что тут сказать, настоящая столбовая дворянка. Родила ему девчушку. Относился он к ним обеим с особой опекой. Окружал вниманием, сложность пред ними на горизонте – за них решал, за своих девчонок. Даже за дочку школьные задачки делал. Но все равно воспиталась она смышленая. Папку в «дурака» запросто могла обыграть. Так и промчались десять лет семейной жизни незаметно.

На соседней кровати, на которую ранее показал Коновалов, заворочался еще один наш сосед, Тарасов. Он впервые, за все время моего нахождения в палате, приподнял голову. Опершись локтем о кровать, тяжелым движением он потянулся к тумбе за мятой тетрадкой. Теперь Тарасова я немного разглядел. Ему было где-то за шестьдесят лет. Его округлое лицо было измученным. Поредевшие седые волосы были влажными. Выделялись густые, еще немного черные брови. Большие глаза были красными, на них издалека можно было увидеть сетку лопнувших сосудов. Под глазами темные, морщинистые круги. Крупный нос, кончик каплей свисал вниз. Усталые повисшие щеки обросли серо-белой месячной бородой. Губы… Правую часть нижней губы разъела алая мясная опухоль. По ее кривым очертаниям казалось, что она уверенно решила забрать и умертвить всю губу.

Полулежа, оперев плечи о прижатую к стенке подушку, Тарасов медленно перелистал несколько листов тетради. Найдя нужную страницу, он на секунду застыл. По его лицу могло показаться, что он что-то забыл… Немного сдвинув подушку в сторону, откуда-то из-под нее он достал коротенький карандаш, походивший скорее на огрызок. Карандашом он начал что-то увлеченно размашисто записывать. Он записывал, потом все зачеркивал. Потом записи и перечеркивания начинались снова. Он злился. Под напором старика и его крупных ладоней тетрадь сминалась все больше и больше.