Владимир Этуш. Старый знакомый

Васильев: Все правда, о чем здесь сказали. И про атмосферу, которая здесь. Мы же знаем. Нам про все про это сообщается. И советуются люди, которые понимают, болеют за этот Дом. Мне тоже кажется, что должна быть энергия сегодняшнего дня. Потому что такое богатство, за которое мы все с вами боролись, его, так сказать, упустить… А это может быть в сегодняшней ситуации. Поэтому я поддерживаю.

Золотовицкий: Я еще раз подчеркиваю – дело не в конфликтах. А дело в том, что ситуация ухудшается. Значит, мы должны это поменять. Вы говорите, с финансами плохо, спонсоров не найти, помещения не сдать. Творческая жизнь, не вечера, а творческая – минимальна.

Этуш: А что вы считаете творческой жизнью?

Золотовицкий: Творческая жизнь? Дом актера открыл режиссера Сидорова! Есть такой? В Доме актера происходит такое, что вы никогда такого не видели… Я могу сказать – это было здесь. Не удачные, удачные спектакли.

Этуш: Уважаемые товарищи! Вы никак не можете оценить по существу. Да, много недостатков, они есть, но эти недостатки не точно внутри Дома, эти недостатки существуют вообще на улице. Другая обстановка, другая ситуация. По памятному мне заседанию Правления, когда вы все говорили о концепции, ни один из вас, говоривший о концепции, не видел ни одного вечера. Говорили на основании слухов, которые до вас доходят. Сейчас это тоже слухи.

Золотовицкий: Ну мы же не говорим, что вечера плохие. Дом актера не должен быть для вечеров. Тут должна идти творческая работа. Современный культурный центр. Вечера останутся.

Жигалкин: Мне кажется, надо прекратить говорить, как было хорошо.

Этуш: Вы хотите, чтобы это был бы совсем другой Дом?

Золотовицкий: Другой!

Жигалкин: Для актеров, которые могли бы вести здесь насыщенную творческую жизнь.

Этуш: Но вы, по-моему, это делаете.

Жигалкин: Я один из тех, кто здесь вырос. Я фанат этого Дома. Фанат того, что делала Маргоша.

Ульянова: Саша, а что мешает, с вашей точки зрения?

Золотовицкий: Мешает то, что не способствует ничего этому. Нет возможности здесь. Атмосфера мешает. Все взаимосвязано. Если у вас не хватает дома денег, у вас атмосфера в доме плохая. Ну и здесь плохо.

Ширвиндт: Я, как и Саша, только в два раза больше, чем он, прожил в этом Доме. И, конечно, вот так сидеть здесь… Нехороший итог мой пребывания в Доме актера с 1956 года. Мы сейчас будем говорить, Володя будет на нас кричать… Это бессмысленно. Я сегодня говорю: Кадыров и Басков – срез российского существования. Кадыров начальник страны, все боятся его. Поэтому что надо делать? Олег Павлович прав. Нужно в этом Доме создать, как у Кадырова, совет старейшин в папахах около мечети во главе с Владимиром Абрамовичем. Мы втроем, впятером, вдесятером рядом посидим. Среднее поколение уже должно брать правление этого Дома в свои руки. Это не просто так делается. Нужна программа, ночи, муки, крики, водка, танцы – то, что когда-то было в 1964 году, а не отчеты, аудиты. В чем здесь наше клубное существование? Поэтому я думаю, что нужно дифференцироваться и просто молодым помогать.

Этуш: Значит, уважаемые граждане, если вы не будете меня перебивать, я хочу вот что сказать. Вот Александр Анатольевич, он самый старший по пребыванию в Доме, но я старше его. Я вырос в этом Доме, я дружил с Александром Васильевичем, очень хорошо понимал, что он делает. Бывал в Доме очень часто. Был другой принцип. Там старые артисты, пожилые люди бегали, завоевывали стульчик, в салочки играли. Находили удовольствие, потому что другая атмосфера была. Потому что это доставляло им удовольствие. Здесь этого сейчас сделать нельзя. Ушел этот пласт культуры. Да, сейчас понижен уровень интереса. Но вы не учли ту историю, которая у нас произошла. Когда нужно было уволить часть людей, чтобы платить зарплату. Аудит подсказал, какие меры надо принять. Я ведь отказывался быть директором. И Александр Анатольевич меня надул. Он сказал Александре Юрьевне, что она главная.

Ширвиндт: Кого я надул? Попытка этого тандема… дружественно-родственного-ностальгически-векового… не получилась.

Этуш: Не получилось потому, что она считала, что она главная. Я считал, что я главный. Ну, что мы будем продолжать об этом.

Я отказываюсь.

Золотовицкий: Может быть, мы все-таки всех выслушаем.

Табаков: Давайте услышим мнение всех тут.