Владимир Кёппен. Ученый, посвятивший жизнь метеорологии

В 1911 году в Мюнхене прошло собрание метеорологов, в котором приняли участие мои родители и я, а также Альфред Вегенер. Оно дало нам еще одну возможность прожить несколько интересных и волнительных дней. Круг германских метеорологов был сравнительно узким в те годы, поэтому на подобных мероприятиях с их участием нельзя было потеряться, как на собраниях естествоиспытателей и врачей, и заводимые знакомства наряду с дискуссиями плодотворно влияли на работу отдельных участников. В то время в Германии было очень мало метеорологических институтов, в которых исследователям предоставлялась возможность обсудить научные наработки с коллегами на конференциях, подобных тем, которые А. Вегенер учредил позднее в Германской морской обсерватории. На собраниях Метеорологического общества присутствовали практически все ученые, работавшие в этой области, и потому доклады или дискуссии участников были особенно увлекательны. Вечерами они часто находили продолжение в форме проходивших в душевной обстановке встреч. Мюнхенское собрание позволило нам насладиться несколькими совершенно замечательными осенними днями в Партенкирхене. Весной 1912 года Вегенер и датский полковник Й. П. Кох, с которым он уже работал вместе во время датской экспедиции, приступили к запланированному ими путешествию с целью пересечения Гренландии с востока на запад. В июле 1912 года они высадились на зимовочной станции в Данмаркхафне[65], которой они воспользовались в прошлый раз. В этом году они хотели перезимовать на материковом льду, чтобы провести свои климатологические и гляциологические исследования, а следующим летом – продолжить путь к западному побережью. Поскольку тогда в Гренландии еще не было телеграфной станции, новостей раньше осени 1913 года можно было не ждать. Этот период ожидания я хотела использовать, чтобы поближе познакомиться с одной из скандинавских стран, и мой отец обеспечил мне место гувернантки у жившего в Осло профессора В. Бьеркнеса, детям которого нужно было выучить немецкий, так как он согласился занять пост профессора в Лейпциге. Бьеркнес уже посещал моего отца в Гамбурге, и весной 1912 года они встретились на заседании Международной аэрологической комиссии, где им удалось добиться закрепления за миллибаром статуса стандартной метеорологической единицы измерений. Позднее Хергессель писал:

Собрания международной аэрологической комиссии становятся особенно интересными, когда на них встречаются такие люди, как Кёппен и Бьеркнес. Кёппен был тем, кто вынес вопрос о миллибаре[66] на обсуждение и, возможно, несет ответственность за его разрешение. Всякий, кто принимал участие в этих дающих повод для размышления переговорах, наверняка вспомнит эту интересную дискуссию.

Дома у профессора Бьеркнеса, этого замечательного и заслуживающего человеческой любви ученого, я провела прекрасный и интересный год. С тех пор наши семьи связаны узами близкой дружбы. Как же горда я была, когда золовка Бьеркнеса, профессор Кристина Бонневи, к которой я испытывала глубочайшее уважение и на лекциях которой по зоологии мне довелось поприсутствовать в Осло, сказала мне после поездки в Германию, во время которой она посетила моих родителей: «Ваш отец – восхитительный человек!» Я была того же мнения!

В этом году Лекс дал нам немало поводов для беспокойства. Его снова оставили на второй год, и он совершенно не желал учиться, поэтому папа начал подумывать о том, чтобы отправить его обучаться на верфь, где строили парусные яхты и самолеты, поскольку Лекс проявлял интерес к авиационной технике. Возможно, это помогло бы сделать из него человека. Пауль Книппинг, имевший совершенно другой, целеустремленный и честолюбивый характер, посоветовал не затруднять для него процесс перехода к высшему образованию и предложил отправить его на учебу в Киль. Так и получилось, однако ничего хорошего из этого не вышло: Лекс учился все так же плохо и без особого желания. Он очень хорошо играл на скрипке и по-прежнему интересовался естествознанием, однако ему недоставало настойчивости, чтобы упорным трудом открыть для себя путь к дальнейшему образованию. Это очень беспокоило родителей, которые все перепробовали, чтобы направить его на путь истинный. Отец писал мне в Осло: