Владимир Корнилов; “Демобилизация”; Роман

Инга поняла, что отъезд отца, тоже любителя дурацкой, деревянной, прескучной игры, был ударом для тетки. Тетка три года ждала начала этого ничтожного, никому не нужного матча. Прошлый раз, когда состязались Ботвинник и еще этот, ну, с обычной, очень распространенной еврейской фамилией, тетка не пропустила ни одного дня. Страшно болела за (теперь Инга вспомнила) Бронштейна, считая, что он дурак, но шахматист прекрасный. Вся шипела, горела и жила полной жизнью.
У старухи не было своих денег. То есть была пенсия двести рублей (меньше стипендии первокурсника), но она ее всю, несмотря на протесты матери, вносила в общий котел. На прошлый матч билеты покупал ей отец, а как будет сейчас…

— Не беспокойся. Тошка обо мне позаботился, — прошамкала Варвара Терентьевна.

— А для меня не купил?

— Не ханжи, девочка. Я не рассыплюсь.

— При чем ты? Просто шахматы становятся формой общественного сознания. В шахматах полная демократия и свобода выбора. Я правильно говорю?

— Приблизительно. Только не думай, что оригинальна. Еще Алехин писал, что шахматы расцветают там, где задавлена мысль.

— Вот видишь. Так что быть мне твоей верной личардой.

— Других дел нет? Телефон без тебя не умолкает.

— Кафедра?

— К сожалению, мужчины.

— А… — скривилась Инга. — Что ж, надо быть вежливой.

Она подошла к круглому столику и набрала номер Бороздыки.

— Игорь, вы? Это Инга. Да, вернулась. Прекрасно. А что в ваших палестинах? Так-то и ничего?

Уныло-величественный голос Бороздыки так не гармонировал с Ингиной веселостью.

— У вас что — зубы болят? Ига, я вас тыщу лет не видела. Представляете, тысячу лет одних лыж и леса. Если вы не очень заняты своим Булгариным, я бы с удовольствием встретилась с вами. Выскакивайте на полчасика. Или, хотите, к вам поднимусь?

«Я, — подумала, — навязываюсь…»

— Минут через сорок, — выдавил Бороздыка, не теряя мрачности. — Подходите к магазину радио. Если вам все равно, можете проводить меня в сторону центра. Сегодня я впопыхах.

— Ого! — усмехнулась Инга. — Радиомагазин исключительно подходит. Непременно буду.

— А говорит, ничего нового, — сказала, бросая трубку. — Ига — и занят! Это колоссально, джентльмены!

— Это что — тот, стрекулист? — спросила тетка.

Прошлой осенью Бороздыка часто обедал у Рысаковых, занимая старших бесконечными литературными сплетнями. Сначала он всех очаровал, потом к нему привыкли, заметили его болтливость и явную несерьезность, вскоре он всем надоел. В конце концов он перестал появляться в Докучаевом, и тогда Рысаковы облегченно вздохнули, однако постепенно, втайне друг от друга, стали по нему слегка скучать. Игорь Александрович был какое ни какое, а развлечение в их улиточном быту. Правда, в шахматы, по заверению Вавы, он играл препосредственно.

— Почему стрекулист? — спросила Инга. — Разве он проныра? Хотя и это есть. — Она достала из шкафа махровое полотенце. — Ну и что? Все равно я по нему соскучилась.

— Не простудись, — наставительно буркнула тетка.