Владимир Маяковский. Роковой выстрел

Мы, разумеется, не считаем, что можно остановиться в исследовании «Баллады» на 1929 годе. Смерть Маяковского оказалась столь значимой трагедией для Пастернака, что свои размышления о том, кто влек его к «самой страшной из тяг», продолжались до конца жизни автора «Баллады». В свою очередь, другие поэты (в частности Мандельштам) творчески отреагировали и на «Балладу», и на «Охранную грамоту» как на отражение их собственных переживаний в связи с гибелью Маяковского и необходимостью выбора собственного пути в условиях «советской ночи». Взгляд на «Баллады» первую и вторую из времен «Охранной грамоты» или позднейших «Людей и положений», равно как и на фоне их восприятия современниками Пастернака, представляется плодотворной и разрешимой научной задачей.

Здесь же нам достаточно того, что Пастернак в «двухголосой фуге» с Маяковским прекрасно понимали друг друга. А Пастернак менее, чем кто-либо, искал внешние причины «рокового выстрела».

Он слишком хорошо знал своего «пожизненного», да и «посмертного» собеседника…

В. Маяковский в Варшаве и Праге

Перед тем, как начать рассказ о том, чем занимался Маяковский во время своих посещений двух славянских столиц, необходимо сказать несколько слов о том, с какими неожиданностями здесь придется встретиться.

Дело в том, что, в отличие от очень закрытых для современного читателя русско-еврейских контактов Маяковского в еврейском Нью-Йорке, рассмотренных в следующей части, поездки в знакомые Варшаву и Прагу кажутся проблем не представляющими.

Между тем, достаточно нескольких строк Маяковского на эту тему:

Славянский вопрос-то
Решается просто:
Единство рабочих
И никаких прочих,

как сразу возникают вопросы: а кто эти «прочие», единство с которыми противопоставляется Маяковским «единству рабочих», т. е. Интернационалу «работников великой, всемирной армии труда», и что это за «вопрос» в сочетании с «единством»?

И такие «прочие» становятся проблемой. Дело в том, что слово «единство» в столицах новых славянских государств имеет прямое, хотя и полемическое, отношение к идеологии т. н. «Славянского единства».

И это интересный контрапункт к предыдущей поездке Маяковского и следующей главке нашей книги.

Идеология «славянского единства», предусматривающая чаемое объединение всех славянских народов, независимо от религиозной, государственно-территориальной и иной принадлежности на базе лишь общеславянского происхождения, к 1926–1928 гг. насчитывала в России и СССР практически столетие. В процессе развития эта идеология – в разных моделях – обрела своеобразную топику и терминологию, позволяющую достаточно уверенно опознавать ее даже тогда, когда имеют дело с «вырожденными» случаями.

К случаям такого рода относится диалог на темы «славянского единства», который вели Владимир Маяковский и Константин Бальмонт в 1927 г. В прямом смысле – «через головы поэтов и правительств».

Настоящая глава представляет собой сокращенный вариант части большого исследования: Кацис Л., Одесский М.,»Славянская взаимность»: Модель и топика. Очерки. М., 2011. Для упрощения чтения мы не даем подробный и слишком академический аппарат этой и без того очень специфической книги на очень специфическую тему. Хотя все имена исследователей, чьими материалами и идеями мы воспользовались, здесь в тексте упомянуты.

До самых недавних пор ни о каком диалоге просто не могло быть и речи, и все, чем располагали исследователи, были краткие и не очень понятные упоминания имени К.Д. Бальмонта в малопопулярных и редко исследуемых очерках В.В. Маяковского времен его поездки в Польшу и Чехию в рамках европейского турне 1927 г. Причем польская часть визита Маяковского была исследована совершенно недостаточно. Это было связано с тем, что Маяковский в очерке «Поверх Варшавы» открыто призывал столь недавно ставшую независимой Польшу стать одной из советских республик:

«Выводы общие.

Польша развивалась как крупная промышленная часть бывшей России. Промышленность осталась – рынков нет.

На Запад с лодзинским товаром не сунешься – на Западе дешевле и лучше. Западу нужна Польша как корова дойная, Польша земледельческая. У многих поляков уже яснеет ответ на вопрос – быть ли советской республикой в союзе других советских или гонористой демократической колонией…».

Понятно, что подобные призывы не находили энтузиастического отклика в сердцах и умах польских исследователей Маяковского, а сложнейшие аспекты польско-советских отношений от Октября 1917 г. до конца истории Советского Союза не способствовали углубленному изучению этой темы в СССР.