Владимир Ост. Роман

Размеры помещения вполне соответствовали скромной вывеске на стене дома – галерею нельзя было причислить к слишком просторным. Но не это сейчас занимало Василия и Владимира. Они застыли на пороге и с удивлением переглянулись: зал оказался пуст. В нем не было ни людей, ни вообще ничего – абсолютная пустота. Отсутствие чего и кого бы то ни было подчеркивалось и белизной зала. Глаза слепли, как на горном курорте: пол был светел сам по себе, а стены, окна и высокий потолок были сплошь задрапированы белоснежным шелком.

Наводничий, медленно ступая по паркету, вышел на середину зала.

– И чего? – спросил он, оглянувшись на друга.

– А мне нравится. Оригинально.

– Что тут может нравиться? Здесь же ничего нет.

– Я думаю, это и есть инсталляция, – Осташов, оглядываясь по сторонам, неспешно направился к Василию.

– Я – в шоке, как говорит наш знакомый Баринов. Это же полная лабуда, – Наводничий еще раз огляделся. – Или что?

– Вот именно. Значит, инсталляция удалась, раз она вызывает у тебя такие бурные эмоции. Теперь просекаешь, в чем разница между абажуром на помойке и на выставке?

– Ой, Вованище, ну только не надо из меня лоха делать. Знаем. Черный квадрат, синяя собака… Это все, конечно, понятно. Но… А где вообще люди? Что здесь на камеру снимать?

Василий требовательно смотрел на Владимира, словно тот обязан был знать, где люди и что снимать.

И тут Осташов внезапно увидел, как за спиной друга, в противоположном от входа углу зала, белый шелк на стене вдруг откинулся, будто полог палатки, и из проема вынырнула девушка.

Наводничий обернулся на шелест и тоже уставился на нее.

Среднего роста, стройная, в черном вечернем платье (впрочем, довольно скромного покроя), шатенка, волосы собраны на затылке.

Девушка без особого интереса глянула на друзей и, отвернувшись, принялась неспешно расправлять складки шелкового полога.

– Здравствуйте, – Василий оправился от удивления раньше Владимира. – А вы не скажете, это и есть выставка Анастасии Лисогорской?

– Да, ее, – просто ответила девушка, не оборачиваясь. – А вы кто?

– Ну… я ее друг, – ответил Наводничий. – А вы тут в галерее работаете, куратор, или как-то так, да?

Девушка закончила разглаживать складки, развернулась и, словно и не слышала вопроса, посмотрела на Василия взглядом, в котором читалось: «Хотите о чем-то спросить?»

– Ну да, сам вижу, что работаете, – сказал он. – А не подскажете, мы уже опоздали на открытие экспозиции, или все еще впереди? Народу почему-то – вообще никого.

– Рано пока. Открытие – только через час. Но раз вы уже тут, можете посмотреть.

– Спасибо, мы уже вот посмотрели, – ответил Наводничий, сделав круговое движение рукой. – Очень содержательно.

– Это не все, – сказала девушка в черном платье. – Там продолжение.

Она указала на атласный полог, который так старательно оправляла, а сама направилась к выходу из зала.

– Ой, девушка, подождите, – сказал Василий и сделал к ней шаг. – Понимаете, я – журналист. – И добавил со значительностью: – Из «Комсомолки».

На девушку это известие никакого впечатления не произвело.

– А вы? – неожиданно спросила она у Осташова. – Тоже журналист?

– Я… эм-м… – Владимир лихорадочно перебрал в голове, кем бы назваться. Журналистом он себя, несмотря на триумф заметки о кремлевских ястребах, не ощущал. Представиться риэлтером? В данной ситуации это прозвучало бы неорганично. Что остается? Отрекомендоваться грузчиком с мясокомбината? Ха и еще раз ха, смешно.

– Я… я – просто, гм, художник.

Девушка посмотрела в сторону, как бы задумавшись о чем-то. У нее вообще был вид человека, который постоянно думает о чем-то своем.

– Девушка, я вас прошу, – напористо сказал Наводничий, – пройдемте туда вместе с нами – покажете нам, что к чему, объясните. Все равно же пока никого тут нет.

– Проводить я вас могу, – помедлив, ответила девушка, – а объяснять, мне кажется, ничего не стоит.

Василий бодро направился к пологу и галантно откинул его.

Когда друзья вошли вслед за девушкой в проем, выяснилось, что с цветом обивки там дело обстояло прямо противоположно тому, что было в зале. Они оказались в довольно узком коридоре, где их окутала полумгла: стены, потолок и даже пол были укрыты черной материей. Владимир пощупал стену – бархат. В конце сумеречного коридора на черном постаменте (видимо, тоже задрапированном черным бархатом) стояла подсвеченная снизу двумя лампочками направленного света белая статуя Венеры Милосской. Гипсовая копия, естественно.

Наводничий опустил полог, и мрак стал почти кромешным. Во всяком случае, кроме Венеры, абсолютно ничего не было видно.

По шуршанию подошв и покачиванию силуэтов впереди Осташов понял, что Наводничий и девушка двинулись к безрукой статуе. Потихоньку, чтобы не наступить кому-нибудь на ноги, Осташов последовал их примеру.