Рассказывая о прошлом, он находил примеры борьбы вольности с тиранией. На занятиях по русской словесности он всегда советовал читать стихи Рылеева, Гнедича, особенно его стихотворение «Перуанец к испанцу», а по русской истории рассказывал о подвигах и славных делах Суворова, Румянцева, Кутузова.
В то время Раевский получил медаль «В память 1812 года» и грамоту, в которой отмечалось:
«Дворянину Курской губернии господину майору Владимиру Федосеевичу Раевскому.
При благополучном, и с помощью всевышнего, окончании войны с французами благоугодно было его императорскому величеству, всемилостивейшему государю нашему между многими милостями, дарованными всем вообще верным его подданным, отличить российское благородное дворянство особенным знаком высокомонаршего своего благоволения и признательности, которые изъяснены в манифесте от 30 августа 1814 года… Ныне сии бронзовые медали доставлены ко мне для украшения ими дворянства Курской губернии, почему я. исполняя предписание правительствующего Сената, препровождаю при сем одну таковую медаль к Вашему высокоблагородию для ношения на Владимирской ленте в петлице…
Курской губернии предводитель дворянства».
Прочитав грамоту, Раевский вспомнил Бородинский бой, пожар Москвы, взятие Парижа. Вновь промелькнули лица здравствующих и давно ушедших из жизни друзей, многих генералов, офицеров и солдат.
«Как стойко и дружно мы сражались, — подумал Владимир Федосеевпч. — Солдаты понимали офицеров, крестьяне — помещиков, все тогда как бы объединились в один мощный кулак, забыв на время распри и несправедливость. Нам думалось тогда, что так, в мире и согласии, мы будем жить всегда. И что же получилось?»
В 1816 году в военные поселения начали обращать все коренное население многих губерний. Естественно, началось сопротивление крестьян. На подавление волнений направлялись даже полки солдат с артиллерией. По восставшим стреляли, их рубили, многих прогоняли сквозь строй.
Особенно упорно сопротивлялось украинское казачество. Когда генерал-майор Витт приступил к устройству военных поселений в Херсонской губернии, то восстали все станицы. Выступали даже женщины и дети. На подавление было брошено два полка; главные зачинщики были преданы суду, из них 74 человека приговорены к смертной казни.
«Импеартор Александр, в Европе покоритель и почти корифей либералов, в России был не только жестоким, но, что хуже того, — бессмысленным деспотом». Так писал о нем декабрист Якушкпн.
Частые восстания все же заставили правительство задуматься о положении крестьян. Стали появляться различные предположения об их освобождении. Но тут же появлялись возражения. В 1818 году калужский губернский предводитель дворянства князь Вяземский, а за ним и харьковский помещик Каразин пустили по рукам записки с резкими возражениями против освобождения крестьян. Будущий декабрист Александр Николаевич Муравьев выступил с осуждением Вяземского и Каразина. Список своего сочинения Муравьев через князя Волконского представил государю. Его величество прочел записку и на ней написал: «Дурак! Не в свое дело вмешался!»
Были и другие защитники рабства. В 1820 году Раевскому случайно попалась книга графа Растопчина — реакционера и крепостника. Владимир Федосеевич решил написать ответ на эту книгу. Когда ответ был готов, хотелось с кем-то поделиться, и он дал почитать его своему другу капитану Охотникову.
— Вот, почитай, пожалуйста, но упаси бог потерять. Меня по почерку обнаружат — и тогда добра не жди, — сказал Раевский, провожая Охотникова в командировку.
Вечером на квартире Охотников раскрыл бумаги и стал читать:
«…Кто дал человеку право называть другого человека моим и собственным? По какому праву тело, и имущество, и даже душа одного может принадлежать другому? Откуда взят закон торговать, менять, проигрывать, дарить и тиранить подобных себе человеков? Не из источника ли грубого неистового невежества, злодейского эгоизма, скотских страстей и бесчеловечья?»
В этом месте Охотников прервал чтение. Курил, несколько минут обдумывал прочитанное, и опять восхищался силой логики Раевского, беспощадно бичующего существующий порядок.