Читаем Владимир Шаров: по ту сторону истории полностью

Володя Шаров – как видится мне сейчас, на другой день после его смерти – был строителем романов-кораблей, капитаном которых одновременно и являлся. Он строил и в это же время плыл. Его цель была – достичь некой обетованной земли вроде знаменитого русского Беловодья; приплыв туда, он намеревался открыть эти земли для всего российского народонаселения: вот, вот она, эта счастливая благородная земля, все сюда, заселяйтесь, плодитесь и размножайтесь в непрерывном счастье. Он грузил свой корабль все большим и большим количеством идей, фактов, размышлений, корабль уже стонал и кряхтел под их непомерным грузом, пора остановиться – но остановиться Шарову было не по силам: надо прийти в «Беловодье» нагруженным до края бортов, только так. Океан уже вокруг – сколько хватает глаз, земли не видно, а он все строил и строил в мечте об обетованной земле, и вот перегруженный корабль начинал идти ко дну, все быстрее, быстрее… Что означало: следует строить новый роман-корабль, пускаться на нем в путь, глядишь, в этот раз получится!

Что, как не памятник эпохе, мыслям, властвовавшим в эту эпоху, творчество Шарова? Именно отсюда то самое определение – «Литературные памятники». Я так и вижу этот исторический формат и цвет издания, обширные комментарии, фундаментальная вступительная статья, сноски, ссылки… а на обложке – Владимир Шаров, предположим, «Возвращение в Египет». Книга, что увидит свет во времена, когда Россия, не повернув обратно в фараоновы владения и пройдя свою пустыню, выйдет наконец к той самой обетованной земле.

Ну, а поговорить… Надеюсь, Володя будет ждать меня там. Правда, без водочки. Ну да меня это не огорчит.

18 августа 2018 г.

Сейчас, спустя два года как мне приснился тот сон, я, разумеется, легко могу интерпретировать каждую его деталь, определить, что значил поезд, в котором мы находились; почему он в то же время был и не совсем поездом; кто такие эти грубые клерки, что не позволили нам поговорить; а уж смысл возносящегося неизвестно куда лифта – тем более, но вся эта интерпретация – пустое дело. Существенен сам сон. То, что он мне приснился. Сколько за последние годы унеслось на том самом лифте и ровесников, и тех, кто постарше, и кто помладше, составлявших твое литературное окружение, с кем ты жил в тесном общении или не очень, но со всеми шел одной дорогой, делил общую, схожую во многом литературную судьбу. Все они были твоими коллегами, спутниками, товарищами. И ни разу никто мне, во всяком случае тотчас по известии об уходе, не приснился.

Володя приснился. Вот то, что он приснился, – это и есть самое существенное. Словно какая-то подпорка отскочила, сказал Толстой, узнав о смерти Достоевского. С которым они и знакомы не были. Лишь однажды сошлись случайно в одном зале на каком-то литературном действе, но – самолюбив русский литератор! – не подошли друг к другу, а никто их почему-то не свел.

У меня то же чувство: как подпорка отскочила. Тем более что были мы, слава Богу, знакомы. И оба осознавали, насколько мы как писатели разные. Но чувство, с которым мы относились к литературе, к ее месту в нашей жизни, к смыслам, которые вкладывали в нее, – это было настолько общее, сходное, одинаковое, что да, иначе, чем Толстой, и не скажешь: как подпорка отскочила.

ПЯТЬ ДНЕЙ В ГЕРМАНИИ

Яков Рывкин

В своем Terminkalendar’e, где я записываю всех пациентов и срочные дела (должен, как все врачи, сохранять его десять лет), нашел за 2014 год. «23 мая – пятница – Шишкин – 14.15 аэропорт – Hotel „Zu Krone“ – 20 часов – клуб „Вольтер“». Михаил Шишкин был первым в запланированной факультетом славистики и мною серии встреч с современными русскими писателями. Со второй встречей начались «пробуксовки». Тех, кого хотела пригласить декан факультета профессор Шахадат, не хотел я, и наоборот. Я позвонил Михаилу, и он сказал: «Пригласите Володю Шарова, это лучший и интереснейший писатель, который сейчас есть в России».

Я такого имени не слышал. Да и понятно. После непростых двадцати лет в Германии, в отсутствие среды, полноценного общения, литературных журналов можно было о ком-то не услышать, кого-то не заметить, не рассмотреть.

Фрау Шахадат была не в восторге от этого предложения, Шарова она тоже не знала. Но рекомендация Шишкина подействовала. Она сказала: «Давайте вместе подумаем, почитаем». Я выписал на Озоне.ру пару книг Шарова и начал читать. Чтение непростое и не для «в кровати перед сном». Прочитал о Володе у Виктора Топорова; при его критике многих знаменитых – редкое положительное мнение о Володиных ранних работах. Нашел в интернете новомирскую «разборку».

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

Это первая публикация русского перевода знаменитого «Комментария» В В Набокова к пушкинскому роману. Издание на английском языке увидело свет еще в 1964 г. и с тех пор неоднократно переиздавалось.Набоков выступает здесь как филолог и литературовед, человек огромной эрудиции, великолепный знаток быта и культуры пушкинской эпохи. Набоков-комментатор полон неожиданностей: он то язвительно-насмешлив, то восторженно-эмоционален, то рассудителен и предельно точен.В качестве приложения в книгу включены статьи Набокова «Абрам Ганнибал», «Заметки о просодии» и «Заметки переводчика». В книге представлено факсимильное воспроизведение прижизненного пушкинского издания «Евгения Онегина» (1837) с примечаниями самого поэта.Издание представляет интерес для специалистов — филологов, литературоведов, переводчиков, преподавателей, а также всех почитателей творчества Пушкина и Набокова.

Александр Сергеевич Пушкин , Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Критика / Литературоведение / Документальное