Владимир Шаров: по ту сторону истории

Чтобы сэкономить время, мы поели в студенческой столовой. Я показал Володе, как найти праксис, и мы договорились, что он придет ко мне к 18 часам – поужинаем у нас. Он пришел переполненный впечатлениями от Тюбингена, от обилия молодежи, солнца, зелени, старинных зданий, книжных развалов.

За ужином разговаривали в основном о завтрашнем чтении, о его романе.

Ирина много и подробно расспрашивала о процессе создания книги: что является фантазией автора, как влияет собственный жизненный опыт на творчество. Обсуждались отрывки, которые будут прочитаны завтра. Володя вспоминал жизнь в Воронеже, в экспедициях. Говорили о Мандельштаме и Платонове. О Платонове говорили много. Володя хорошо знал его творчество, его жизнь.

В Terminkalendar’e записано: «12:00 – Brechtbau (здание Брехта) Zimmer 426 – 11:30 Slaw. Seminar – Zim 538».

У меня с утра было несколько пациентов. Договорились с Володей, что я зайду к нему в гостиницу в 10:45 и мы потихоньку пойдем к Brechtbau, дому Брехта, где расположен филологический факультет со славянским семинаром. Времени оставалось много. Мне хотелось еще немного поговорить с Володей о тех фрагментах, которые были переведены, настроить его на выступление, подготовить к особенностям немецкой аудитории.

В 10:45 я пришел к Володе. Он был в шортах, вернее, в «бермудах», и футболке. Он сиял и был похож на американского профессора из очень демократической среды. Ноги у него были, как у всех рыжих людей, незагорелые. Для роли русского/московского писателя, пишущего трудные романы, где библейские сюжеты вклиниваются в суровую российскую действительность, он не совсем подходил. Учитывая предыдущие сложные контакты с фрау Шахадат, я представил, как она будет потом мне эти «бермуды» припоминать.

Нужно было мягко, чтобы не обидеть, не вызвать протест, Володю переодеть. Я осторожно сказал, что сейчас свежо, май и в помещении тепло, но после выступления мы запланировали прогулку в летний замок Вюртембергских королей с посещением ресторана, и там может быть холодно. Ложью это не было. Замок Вюртембергских королей подействовал, и Володя переоделся. Времени осталось меньше, но достаточно.

До Brechtbau от гостиницы четыре минуты ходьбы. Мы даже успели посидеть на скамейке в скверике около факультета, где я пытался Володе объяснить, что будут не только студенты, но и люди, которые думают, что они что-то знают о России и понимают в ней. Могут задавать вопросы, относящиеся не к его книге, а к современной политике (2015 год: Украина – Россия – Крым). Я позвонил Маттиусу Якобу, который должен был читать тексты по-немецки, – сказать, что мы уже около Brechtbau; договорились, что он встретит нас у входа и мы вместе поднимемся в 426 комнату. Мы сели в холле, и Маттиас на своем прекрасном русском языке начал задавать вопросы по тексту, вписывая какие-то поправки и замечания в переводы. Было очень приятно наблюдать их работу. Я отсел немного в сторону, чтобы не мешать.

Народ потихоньку собирался. Студенты, преподаватели, наши знакомые, знатоки России, просто интересующиеся. Мы прошли в комнату, заняли места поближе к столу, где потом Володя должен был выступать. Фрау Шахадат задерживалась. Мы заранее с ней договорились, что вести встречу, модерировать, как говорят теперь, буду я. Но открывать встречу должна была она. Наконец фрау Шахадат пришла, и чтения начались.

Она коротко представила Володю и передала слово мне, добавив, что выбор сегодняшнего выступающего принадлежит исключительно доктору Рывкину. У нее было явно не очень хорошее настроение, пару раз она меня прерывала и особенно возмутилась, что я где-то сослался на Википедию. Была недовольна и ссылками на Топорова. Позже я узнал, что в эти дни был болен ее отец, и она много времени уделяла ему.

Возникла и еще одна неприятная ситуация. На таких чтениях обычно присутствует одна русская женщина лет пятидесяти, которая всегда недовольна, если начинают говорить о диссидентах и преследованиях сталинско-брежневских времен или плохо отзываются о Путине. Естественно, когда я сказал, что Володя за какое-то выступление, к счастью для русской литературы, был отчислен из Плехановского института, она взорвалась и начала громко комментировать, что, мол, сейчас все любят из конъюнктурных соображений изображать из себя борцов с властью и интересно было бы узнать, за что именно отчислили Володю. Немцы в таких ситуациях теряются. Я же довольно жестко, но культурно оборвал ее тираду и сказал, что она может после чтения остаться и Володя, конечно, с удовольствием ответит на все интересующие ее вопросы. Она еще какое-то время ерзала на стуле, пыталась что-либо спросить или вставить, затем встала и, демонстративно хлопнув дверью, ушла.

Володя, сидевший рядом со мной, был спокоен, скорее отрешен. И только один раз сказал: «Яков, ну что вы так волнуетесь, все будет хорошо. Скоро пойдем пить кофе».