Владимир Шаров: по ту сторону истории

При моей занятости трудно было высвободить время для погружения в чтение. У Ирины, моей жены, времени было больше, она быстро прочитала и сочла Володины книги очень интересными. Особенно ей понравился только что вышедший роман «Возвращение в Египет». Она рассказывала мне о нем, зачитывала особенно понравившиеся места. Взгляд Шарова на историю России, на революцию и ее причины, на становление Советского Союза, на роль старообрядцев в этих событиях был необычен. Я освободил для чтения выходные и уже не мог оторваться.

В декабре 2014 Володя получил «Русского Букера», и фрау Шахадат согласилась на приглашение Шарова и чтение его последней книги.

Начались переговоры, которые велись в основном с Олей, женой Шарова, по электронной почте. Володя компьютером/интернетом не пользовался. Ольга пересылала мне статьи, Володины стихи. Оказалось, что у него нет переводов на немецкий. Я позвонил ему и спросил, какие отрывки из книги он хотел бы прочитать. Он сказал: «Выбирайте сами». Я выбрал семь отрывков. По два отрывка взялись переводить мои приятельницы-немки, учительницы русского языка в гимназии, три отрывка было поручено перевести студентам выпускного семестра факультета славистики.

Чтение назначили на 13 мая. Во время наших телефонных переговоров я начал испытывать симпатию к Володе и решил, что он должен побыть в Тюбингене подольше, хотя бы дней пять-шесть. Особенно мне запал в душу его ответ на мой осторожный вопрос: «Что вы едите?» (Мало ли, пишет книги о сектантах и староверах, носит бороду лопатой…) «По родителям я еврей, ни к какой вере себя не причисляю, ем все», – ответил Володя.

В моем Terminkalendar’e за 2015‐й записано: «11 мая – понедельник – 18.40 – Шаров / Аэропорт – отель „Метеора“».

11‐го днем позвонила дочка Володи Аня и предупредила, что он будет в светло-коричневой кожаной куртке.

Помню первое впечатление. Он не вписывался в выходящую толпу, это бросалось в глаза. Он был совершенно спокоен, самопогружен. Был как бы не от мира сего. Всю эту сутолоку, спешку, радостные крики встречающих он не замечал. Он думал о чем-то своем. Я помахал ему рукой и начал приближаться. Вышли из толпы. Я взял пакет из его руки, и мы двинулись к машине. «А у вас тут жарко», – сказал он, но куртку не снял.

В машине быстро разговорились, стало легко. Он начал расспрашивать про Штутгарт, Тюбинген, юг Германии. Заехали в отель. Володя оставил там чемодан, переоделся, и мы поехали к нам ужинать. Ел действительно все и с удовольствием. Был обаятелен. И установилось ощущение особенного спокойствия и взаимопонимания. Говорили о России, Москве, немного об Украине. Больше о его книгах, о Севере и тамошних староверах. Я провел первые три года после медфака на Белом море. Ему были интересны мои впечатления, воспоминания. Договорились с утра посмотреть Тюбинген.

12-го, во вторник, я зашел рано утром, около девяти, в гостиницу, Володя уже позавтракал и был готов. До старого города от «Метеоры» минут семь ходьбы. По дороге показывал ему Университет, факультеты, старый ботанический сад, книжные магазины. Володе явно все было интересно, отрешенность пропала. Я люблю водить гостей по Тюбингену. Володя оказался одним из самых благодарных, интересных слушателей. Расспрашивал про Лютера, Меланхтона и других деятелей немецкой Реформации. Хорошо ориентировался в швейцарском движении Реформации. Интересовался великими тюбингенцами: Гёльдерлином, Гегелем, Шеллингом, Кеплером и другими. Я показал ему Евангелическую школу, где они учились, их мемориальные комнаты. Башню, где последние двадцать лет провел больной Гёльдерлин.

Володя пришел в восторг от размеров центральной площади в замке: «Здесь можно мистерии ставить!»

У крепостной стены над Некаром, рядом с виноградником нашли солнечное место и пару теплых камней, сели и начали беседовать о России, о Европе, о русской психологии, истории и судьбе. Он считал, что настоящий момент в истории России – один из самых тяжелых. Идет планомерное выдавливание всего лучшего. О судьбе России, ее народа никто не думает, все лозунги – лишь бутафория, для того чтобы верхушка могла набить свои карманы. Народ превращается в «быдло». Даже у большевиков было лучше, у них вначале были идеи.

Говорил он спокойно, не горячился, это явно было уже много раз им продумано. Я пытался возражать, отвечал, что и в Европе, в Германии не все так просто, что и здесь идет интеллектуальное оскудение, единая Европа проводит нивелирование не только государств, но и человека, который теряет корни, привычки, связь с родной землей, обычаями и т. д.; человек превращается в винтик огромной машины по производству и перепроизводству продукции, которая в таком количестве никому не нужна, миром правят деньги и стресс…

Ярко светило солнце, рядом грелись несколько кошек, одна осторожно ходила около наших ног – вероятно, мы заняли один из ее любимых камней.

У меня с 14 часов начинался прием, нужно было торопиться в праксис (так в Германии называется помещение, где врач принимает своих пациентов).