владычество2

— Я и сам занимаюсь поиском, — сказал Кларенс, — дашь знать, если что-то будет.

— Конечно, брат.

— Ходишь на библейские курсы? — спросил Кларенс. Он слышал, что здесь хорощая тюремная община, прекрасный капеллан и христианские взаимоотношения. Он всегда старался направить туда Эллиса.

— Нет, — сказал Эллис, — слышал все это еще ребенком. Не слишком на меня это повлияло, а?

— Просто ты не применял это к себе. Слушать недостаточно.

— Это точно, брат, точно. Но я тут поговорил с некоторыми Черными, «Народы ислама», слышал? Харли посоветовал мне Найти их. Сказал, что они есть в каждой тюрьме, даже в Орегоне. Так и есть. Эти ребята такие чистые, суровые. Они не принимают к себе незрелых. Говорят всё как есть. Говорят, как быть черным и гордиться этим. Не позволять белым выталкивать нас отовсюду. Они презирают охранников, которые везде ходят с оружием.

Эллис разошелся на волнующую тему, где он фигурировал, как политзаключенный, а не обычный грабитель, обворовавший магазин, чуть не убивший человека, и посадивший неизвестно скольких детей на наркотики.

— Но ведь это ты, а не кто-то белый продал дозу, обворовал магазин, нажал курок, избил парня. Ты.

— Малколм был заключенным, как и я. Однако он сделал свою жизнь. Может, и у меня получится.

Кларенс подумал, что Малколм десятый, верящий в Аллаха, принял стандарты ислама, изменившие его жизнь. Но Кларенс верил в силу креста, которая меняет не только внешне, но и изнутри. Этого он хотел для своего брата. И он чувствовал себя виновным, что в эти дни сам ослабел в вере.

203

Кларенс смотрел брату в глаза и видел боль, пустоту, сожаление и безнадежность. Он слышал о тюрьмах, где была программа обучения ремеслам, где можно было проводить время в работе, заполнять дни срока тяжелым трудом и восстановлением, готовиться к жизни на свободе. Насколько он знал, здесь у Эллиса не было таких возможностей. Тюрьма штата была местом, где можно было только сидеть и глазеть. Делать тут было нечего, кроме как думать о себе, ненавидеть себя и всех вокруг, перенимать криминальные навыки других, которые могут пригодиться на свободе, смотреть порнушку и боевики, качать железо и ждать выхода на волю. А там опять думать лишь о том, чтобы прирезать кого-нибудь или вскрыть себе вены, лишь бы покончить с этим адом.

— Эллис, Тайрон подружился с парнями из банды, попробовал наркоту. Может, скажешь ему что-нибудь?

Эллис долго и тяжело смотрел на Тая, мягкое выражение его лица постепенно сменилось жестким.

— Сколько тебе лет, Тай?

— Четырнадцать.

— Всего на два года меньше, чем было мне, когда я начинал. Говорю тебе, бросай это дело. Чем раньше, тем лучше. Я себе много раз обещал завязать, но не завязывал. Ты можешь стать человеком. У меня есть связка писем от твоей мамы. Она гордилась твоими отметками, успехами, тобой. Не дай этому пропасть. Посмотри на меня — я пропал. Я попал сюда за шесть лет до того, как ты родился. Здесь не жизнь, а ад. Никакого уединения — всегда орет радио или ТВ. Угрозы, драки, стычки. Если кто-то уронит свое мыло в душе, то ни за что не поднимет. Это не жизнь. Куда бы тебя не занесло братишка, остановись сейчас.

Еще произнося эти слова, Эллис увидел, что Тай реагирует так же, как и все подростки, как и он сам пятнадцать лет назад. Но намерен был пробиться к Таю, во что бы то ни стало.

— Они красиво и много обещают и говорят, мол, ничего страшного. Но ты втягиваешься, и о тебе забывают, как я забыл своих приятелей в тюрьме — лучшего друга БигФризи и друга Трига. Вначале шлют письма, иногда приезжают девушки, пока не найдут кого-то другого. Но сейчас у меня не осталось никого, кроме папы, Кларенса, Харли и твоей мамы. Меня все знали, но это ничего не значит здесь. Ты сам вляпаешься, тебя обведут вокруг пальца, потеряешь надежду, мальчик, надежду.

204

Будешь один, и никто не поможет тебе. Ты думаешь, что они твои друзья, а они предадут тебя. Если попадешь в беду, сразу останешься в одиночестве. Я три недели не видел человеческого лица. Здесь скрепки вынимают из журналов, чтобы нельзя было их использовать как оружие. И каждые пять лет, ты одеваешься ; как парень из церковного хора, брызгаешь лосьоном, застегиваешь верхнюю пуговицу и стараешься убедить комиссию по досрочному освобождению, что ты готов к жизни на воле. А они смотрят на списки твоих деяний, как ты попался на наркоте, напал на охранника, и не собираются прощать тебе твои грехи, нет. Никто не дает тебе другого шанса.

Он смотрел прямо внутрь Тая, надеясь найти там хоть что-то, что могло зацепить его.

— Когда, находясь здесь, видишь солнечный свет на воле, это все равно, что сидеть на электрическом стуле, с низким напряжением, умирая понемногу каждый день. У тебя красные глаза, мальчик. Значит ты на кокаине. Недавно, да? Еще не торчок, но идет к тому. Послушай меня, братишка, слышишь?

— Да, я слышу тебя дядя Эллис.