— В Кантонском архиве взяты все подлинники договоров, заключенных Китаем с Англией, — горячо воскликнул сэр Джеймс. — Их даже не отправляли в Пекин, как ненужные там. Мы требуем, добиваемся, заключаем договора, клянемся, выслушиваем обещания и клятвы, верим, а что оказывается? Только на севере можно принудить императора Китая поставить свою подпись под договором. Смит показывал мне автографы гонконгских и макаоских американцев, найденных им в архиве ямыня Е. Сейчас нужно единение. Даже с теми, кому не придется больше хлопотать о покупке острова на Кантонской реке.
Элгин сослался на перемену политики западных держав в отношении России. Никому в Европе не нужны новые конфликты, когда бушует буря в Италии, а намерения Франции не ясны даже в отношении Англии.
Путятин в свою очередь мог бы сказать, мол, ведь я предупреждал вас…
Элгин сказал, что дальнейшая уклончивость Путятина будет предательством общеевропейскому делу и принесет лишь гибель Китаю, сохраняя в этой стране застой и гниение… в то время как бушует восстание кровожадных мятежников китайского цыгана Хуна, объявившего себя христианским богом.
Здорово ударил он Путятина по голове. Элгин винил его в напрасном кровопролитии.
— Вести переговоры на севере без военной силы бессмысленно. Там поверят только в большой кулак.
Послы сидели в очень высокой полукруглой комнате с розовыми мраморными стенами и с полукруглыми узкими окнами. Красные занавесы раздвинуты, и при солнце слышны струи фонтана и шелест листьев на деревьях внутреннего дворика. В это утро Путятину, казалось, уже некуда было отступать. Послы европейских держав и Америки, вся пресса мира во главе с «Таймс» и «Матен», парламенты и дворы обрушат свое негодование на знаменитого адмирала, чья репутация до сих пор была чиста, если он не присоединится к союзникам и не поможет этим избежать нового кровопролития. Он должен явиться на север и говорить с Пекином так, чтобы за его спиной почувствовалось все могущество России, стоящей на всех границах Китая, на великих горных хребтах, на гигантских реках и на морях.
— Ну, Николай Матвеевич, пойдем в Шанхай, оттуда в Печили, к Амуру поближе, — сказал Путятин в тот же день своему капитану. — Как они походят, все эти реки, я сидел сегодня у карты и думал: Меконг, Янцзы, Хуан Хэ, впадающие в Печили, еще севернее Амур. И вот я думаю, когда и как европейцы полезут во все эти истоки. Элгин сказал мне, что он добьется права плавания по всем рекам Китая, и что на этот счет у него полное согласие с бароном Гро.
Путятин пришел на свой пароход, чтобы осмотреть, как готовятся к плаванию. Николай Матвеевич Чихачев давно приводит все в порядок. Чтобы загрузиться углем, ходили в Гонконг. На борту «Америки» устроили прием для губернатора и высших чиновников колонии. Боуринг приезжал вместе с дочерью, которая поинтересовалась у Чихачева, есть ли в команде офицеры, служившие у Путятина в японской экспедиции. Чихачев ответил, что сам служил, командовал кораблем, исполнял поручения, но мисс Боуринг был нужен кто-то другой, может быть из тех, кто побывал в плену в Гонконге.
Адмирал со всей строгостью осматривал пароход перед следованием в залив Печили. Много было крику, Чихачеву пришлось быть свидетелем слабостей и капризов Евфимия Васильевича. С досады на Элгина, чувствуя, что его путают, а приходится быть джентльменом, он раскричался на своих. Досталось и сопровождавшему его Остен-Сакену, и матросам, и офицерам, и американцам-механикам. Визгливый голос адмирала доносился из посольской каюты, когда он там разбирался с корабельным ревизором. Ступив на палубу своего русского корабля, граф как бы сбросил весь европеизм и почувствовал себя в своем поместье, где нет надобности держаться в рамках, можно наконец поговорить без стеснений. Сколько еще можно терпеть!
Не только из-за императорского повеления Путятин не смел действовать с державами в квартете. А это, право, крыловский квартет. Как вы ни садитесь, а в музыканты не годитесь…
Путятин и до повеления государя был тверд в своих убеждениях. У него нервы крепкие, его пушкой не прошибешь. Потому и выбран для тяжкой этой миссии самим государем, для чего сам себя предназначил. Поэтому в сознании своей правоты и крепости так и визжит на собственном корабле.
В Макао прибыл барон Гро. Говорили втроем с Путятиным и Элгином, что дело в тупике и что может предстоять еще более ужасное кровопролитие. Пришлось выслушать опять, что только Путятин может все предотвратить.
Элгин стал горячей, он упрекал и обвинял. Кровь, которой он насмотрелся, обязывала его быть прямей, смелей и грубей. Он сам был в бою и мог быть убит, стоя на палубе под ядрами, а потом под кантонской стеной. Что же после этого быть деликатным.
«Мы — европейцы, а нас уничтожают!» Элгин полагал, что надо проехать через Сибирь на обратном пути и посмотреть, в чем там у них дело, на чем они стоят, почему совершают такие нелепости.