Владычица морей

— Русские ушли из Макао! — закричала Энн с перекошенным лицом и, бросив его в свои ладони, горько разрыдалась. — Ушли совсем, — продолжала она тоном пьяной простолюдинки из предместьев Лондона.

Какой негодяй Путятин! Мысль Элгина переменила ход и перешла к дипломатическим делам. Через горе Энн он увидел катастрофу, грозившую государству.

— Я лишился своих детей! Они ушли от меня совсем, — в тон ей и с дрожью, боясь, что это опять лицемерие и он становится поэтом своего несчастья перед лицом милой леди, сказал Элгин. — Я не могу писать привычных писем. Мне не с кем больше говорить.

— Я также больше ничего не могу… — всхлипывая, отвечала Энн.

Элгин взял себя в руки. Он попытался утешить Энн и рассказал, как в Кантоне отдал власть обратно в руки китайцев, как ожил город, как на улицах запахло китайскими пирожками, жаренными на бобовом масле. Как запах бобового масла стал для него навеки символом мира… И как ему захотелось этих пирожков. Он не мог написать об этом в Лондон, в родной семье его бы не поняли, решили бы, что это злая антикитайская насмешка или что он не в своем уме.

— Но я подумал, как бы я был рад идти вместе с вами, Энн, по улице в какой-то далекой стране, забыв все мое прошлое. Мы шли бы по улицам с крышами из пальмовых листьев или по китайскому пригороду с навесами на палках у домов бедняков, где-то в Австралийском чайна-таун. Мы брали бы у разносчиков китайские пирожки и ели бы их с вами на ходу, прямо на улице… Чего мне так хотелось всегда, с самой юности, когда мне все было запрещено, я теперь это вспомнил… Я был бы с вами, шел по Австралии свободен и счастлив.

— Китайские пирожки? — Энн засмеялась сквозь слезы и глядела как из воды на него, как на спасителя. — Я согласна! — вдруг воскликнула она и бросила обе свои руки ему на плечи, как старому товарищу, попавшему в такое же безвыходное положение, как она, еще слабо радуясь, что не все погибло и они оба еще живы вполне.

Джеймс остановился в сильном испуге, ему представилось, что он уже рубил мотыгой тяжелую землю, опускаясь все ниже в колодец, а наверху Энн деревянным воротом качала бадью. Джеймс вылез наверх, он хотел пить и увидел убитого матроса. «Ты осмотрел его карманы?» — спросила Энн. Во сне и наяву Джеймс мерещились погибшие… Напишутся исторические труды. Все тайное станет явным. Даже если никто не переведет китайскую молитву о спасении от чумы, Элгина, мора и голода. Но даже если никто не узнает, Джеймс не может скрыться от себя. Как я объясню? Привезу дорогие подарки, которые будут доставлять удовольствие по праздникам и воспитывать в спартанском духе. Но никакими подарками не искупишь. Джеймс стоял на виду во время бомбардировки, и в него стреляли. Он не прятался во время боя. Он жив и невредим. Лучше уход из своего гнезда, чем возвращение с такой победой…

— Будьте со мной, Энн…

— Но как это возможно? — спросила мисс Боуринг с деловым видом. — Я должна подумать об этом. Французы говорят, что в каждой женщине живет проститутка, но я верю, и я согласна.

Поместье в Шотландии он оставит без сожаления. Там прекрасно, у нас свои озера, и жена привозит с базаров из Лидса и Глазго огромные синие яйца морских птиц и разводит их в собственном море. Но там мне все будет напоминать заливы на Кантонской реке. Мои воспоминания о родном отце осквернены, об отце — спасителе мраморов античного мира… Из-за моего отказа от титула…

— Я уйду с вами в Австралию. Я оставлю службу короне. Бракоразводным процессом или бегством. Такие процессы теперь не новость. Я начну работать сам, а потом разбогатею и куплю землю, найду людей… Я знаю, видел, как моют золото. Я злодей и убийца, а вы — ведьма.

— Я ведьма!

— Чем же мы не пара?

— Кого вы убили?

— Своих детей. Детей Британии. Они десятками погибали у меня на глазах и корчились от ядовитых газов, которые на них обрушили жители города, обреченные на разграбление и гибель. Я сам сказал нашим мальчикам — грабьте!

— Вы отдали такой приказ. Мне кажется, хотя я ведьма, что вы сумасшедший. Мне так жаль вас, и я готова вас спасти. Скажите, что же делать?

— Я ссылаю себя на каторгу, в рудники, где тяжкие преступники со всей нашей страны. Идемте вместе на свободную каторгу, к которой я приговариваю себя, приковывая вас цепью к своей руке.

— Придите в себя. Вы тоже не все знаете обо мне. Я знаю, вы так честны, что, если я откроюсь вам в ужасном преступлении, вы не выдадите меня?

Вот когда надо было начинать звать ее на каторгу…

Никогда не думала, что пэр может впасть в такое отчаяние, сознавая недостатки гуманизма…

— Мой отец убил так же много, как вы, но моя тайна ужасней, и она не имеет ничего общего с чьей-то гибелью.

…Энн возвратилась в Гонконг из Сиама. Она ходила на торговом корабле в эту новую страну с семьей англиканского пастора, желая открыть там школу при церкви, которую начали строить. Старший Вунг, бывший пират и кабатчик, отец Эдуарда Вунга, давал средства и для церкви и для школы Энн. Он всегда покровительствовал дочери Боуринга и ее благочестивым начинаниям.