Владычица морей

— Я приказал освободить тех, кто еще жив, и запрещаю вам впредь губить так людей, пока мы здесь. Крыс мы вытравили ядом, которым уничтожаем их на судах. Этот яд сильнее того, которым вы начиняли булки для нас. Отравленный хлеб был отправлен нами в Европу и там исследован! Тюремщики сразу признались нам, что за время их службы к ним доставлялись и европейцы, которых они, по приказанию Е, живыми отдавали тем же крысам… И не рассказывайте мне про дезертиров. Кто такие дезертиры? Кого вы имеете в виду? Мы видели отрубленные головы, выставленные вами уже после того, как все сражения закончились и никаких дезертиров быть не могло. Ни один разумный человек не может терпеть вашего произвола. Население Кантона ждало нас как избавителей. Мы принесли вам свободу. Вы поняли меня?

Китаец все выслушал, но обещаний никаких не давал. Пришлось все повторять сначала. Что крыс уже нет, люди на свободе, умирающим подана помощь.

— Но многие были так истерзаны, что умерли у меня на глазах. А если вам жаль крыс, то надо было быстрей соглашаться на наше предложение. Я соберу большую армию и увеличу флот, я пойду на север, взорву стены Пекина, и я схвачу вашего богдыхана и поведу его на веревке, если наши требования ему не подойдут. Крысиные тюрьмы я закрою во всем Китае и помогу вам избежать обсуждения о подобных реформах в вашем правительстве.

Пей Квея, кажется, все это нимало не трогало…

Глава 20

ЧЕТЫРЕ ПОСЛА

— Элгин во время этих событий как взбесился, — рассказывал Чихачев адмиралу Путятину, вернувшись из Кантона в Макао, где он находился наблюдателем на эскадре, по приглашению адмирала Сеймура. — Ему как вожжа под хвост попала.

«Как можно так выражаться, говоря о благородном человеке как о сивом мерине», — осудил в душе своего собеседника Путятин.

— Союзники вели бой умело, довольно точно придерживаясь диспозиции. Расчет был правильный. Они в боях выглядели хорошими хозяевами положения, как и в торговле. Но потери их велики. Погибла сотня солдат и офицеров, не считая французов и кули.

— Вы познакомились с Пимом?

— Да. Мы рассказывали друг другу о северных исследованиях.

Поначалу Пим был несколько насторожен с Чихачевым. Потом, после окончания сражений, он в хорошем настроении признался, что содрогается от мысли при разговорах с русскими офицерами, что ему опять начнут колоть глаза «Авророй», как всегда и всюду при встречах. «С русскими невозможно говорить, чтобы они не перевели все на „Аврору“». Ничего подобного у Николая и в уме не было. Сообразив, о чем речь, он расхохотался, что с ним редко случалось. Николай Матвеевич Чихачев с ранних лет угрюм, как дядюшка-резонер из хорошей пьесы. Довольно потешно, что бесстрашные моряки боятся нашего хвастовства своей победой.

— Четыре года прошло, Евфимий Васильевич, а мы все хвалимся победой, словно жить нам больше нечем. Они все эти разговоры терпеливо сносят на банкетах и при встречах, лишь удивляясь в душе, сколько же еще можно все про одно и то же. Про хвастовство мичмана Фесуна в Гонконге они мне что-то помянули, еще когда мы ходили на форт Камоэнса.

— Пим рассказывал, как проводил зимы во льдах Арктики, он знает все, что нужно для путешествий тяжелыми зимами в условиях Сибири, расспрашивал про наши открытия и даже сказал, что хотя мы были в далеких от Арктики краях, но не менее трудных, чем за Полярным кругом. На Кантонской реке Пим попал в неприятную историю, так все получилось, что уничтожил артиллерийским огнем китайскую деревню и перебил много народа… Но какие изделия в Кантоне, Евфим Васильевич! Макао нельзя сравнить с Кантоном. Тут клок земли, оранжерея. Под Кантоном, глядя на лодки с товаром, диву даешься, откуда в городе с такой массой лачуг в изобилии такая роскошь. Но когда я попал в город, то там первоклассные магазины и множество лавок завалены первосортными изделиями, которые нарасхват пойдут во всем мире. Англичане с ума сошли… Они давно рвались. Там множество мастеров и художников, изделия их за гроши уходят и дают прибыль купцам и посредникам, как серебряный дождь льется на Кантон из заморских туч. Сэр Джеймс заказал для семьи и близких интересные изделия. Они поняли, что убивают великое торговое движение, ими же начатое. Людская река потекла. Первоклассные мастера и художники превратились в голодных оборванцев.

— Да, да, — соглашался адмирал.

— Наши Хлестаков и городничий — честнейшие люди, Евфимий Васильевич, по сравнению со здешними аферистами и взяточниками. Преступления совершают и англичане, и сами китайцы.

Чихачев на эскадре наслушался всего от раздосадованных офицеров, раздраженных своей администрацией, возненавидевших командование, тузов колонии, китайцев, американцев и насмотревшихся всего досыта в захваченном городе. Сеймур не скрывал своего мнения об Элгине от Чихачева. Адмирал уже брал этот город. Сами китайцы считают его чем-то вроде собственного, хотя и злого кантонского духа, которого лишь надо уметь умилостивить.