Тут же кто-то из мандаринов помянул, что администрация все это время пыталась помогать населению, и тюрьмы, например, работают вполне исправно, как всегда.
«Тюрьмы?» — подумал Элгин. Его так запутали во всякие дела, что про тюрьмы он не подумал. А у них там черт знает что творится. Тюрьмы надо будет обследовать. Там могут быть и европейцы. Мы сразу кинулись к сокровищнице, а не к тюрьме.
Пей Квей высказал претензию, что переломаны все двери и еще многое и что теперь трудно будет сохранять документы в ямыне.
Элгин ответил, что оставляет в распоряжении китайского гражданского губернатора тех самых моряков Эллиота, которые тут все ломали. При них так же будут две пушки. А маньчжурский генерал оставался пока без охраны. Это, казалось, не беспокоило маньчжура. Он жил и в ус не дул, а что было у него на душе, неизвестно.
На следующий день порядок в городе начал восстанавливаться. День ото дня открывалось все больше лавок и магазинов. Начался подвоз продуктов на лодках по реке и на двухколесных тележках из провинции. Многие такие арбы запряжены коровами и ослами, как пароконные повозки. Множество разносчиков шли из деревень к городским воротам, неся на плечах шесты, к которым подвязаны были огромные корзины со свежими овощами. Начиналась весна.
— Покупайте свежие овощи! Покупайте свежие овощи! Выгоняйте зимнюю заразу из желудков! — кричали разносчики.
— Сапоги починяем! — нараспев орали бродячие сапожники, подходя к лагерям рыжих варваров или встречая их патрули.
В Кантоне все знали, что англичане за свою войну продрали свои кожаные сапоги.
— Старые вещи покупаем! — пели барахольщики, скупавшие старье как у китайцев, так и у рыжих варваров.
Пей Квей вошел в дела, и его чиновники восстанавливали работу учреждений, а ямынь находился под охраной красных мундиров. Провост-маршал и отец-наставник, так же как генералы, не вмешивались в городские дела. Они вели себя как гарнизон, квартировавший в союзном городе.
— А может быть, вы могли бы оставить город совсем? — предложил Пей Квей при свидании с Элгином. Гражданский губернатор явился в ямынь посла и союзного главнокомандующего с таким видом, как будто он намеревался осмотреть здание для какого-то дела. У Пей Квея был такой вид, словно Элгин, его штаб, переводчики и офицеры были здесь временными квартирантами.
— Что? — удивился Элгин. Он не сразу сообразил, о чем толкует его недавний пленник, находившийся под домашним арестом. Сэр Джеймс вдруг вскочил и закричал: — Об этом и не мечтайте!
— А то мы с вами быстро разделаемся, — добавил адмирал Сеймур, присутствовавший при этом разговоре.
— Вы поняли адмирала? — спросил посол.
— Да, конечно, — Пей Квей смутился. Заметно было, что угроза подействовала. Он знал, что европейцы грозят не впустую, а умеют действовать.
— Город занят нами и будет удерживаться до заключения в Пекине договора, когда император Китая согласится на все наши требования, которые вам хорошо известны.
Элгин решил дать урок гражданскому губернатору. Хозяевами положения остаемся мы, об этом придется напомнить.
С офицерами и командой «синих жакетов» Элгин побывал в кантонской тюрьме. Он провел там два часа, добросовестно заглянув во все углы, подвалы и камеры.
В тот же день Кен Сен и Пей Квей были вызваны в ямынь посла королевы для разноса.
— В городе, который занят нашими войсками, мы не можем позволить вам продолжать в тюрьме пытки и умерщвления людей, которых вы отдаете связанными на съедение крысам! Это не виданное нигде в мире преступление. У нас за это вешают!
— А зачем вы лезете не в свои дела? — вдруг с яростью возразил Пей Квей. — И какое вам дело до этого?.. Вы не должны касаться внутренней жизни государства. Это обычай нашего народа, так мы поступали всегда… Что же, по-вашему, я могу сделать?
— Какая глупость! Где бы еще ни существовали такие обычаи, но я запрещаю вам совершать что-то подобное. У нас этого не будет.
— А что же делать? Ведь это дезертиры! Вы понимаете меня? Ведь вы сами строги с дезертирами. Я слышал, что достопочтенный адмирал убивал дезертира палками и когда от него остался кусок мяса, то все это возили с корабля на корабль и продолжали колотить. Дезертирство — это самое тяжелое преступление, и оно заслуживает самого тяжелого наказания! Мы также наказываем неискоренимых преступников. Да и какое вам до всего этого дело!